Китай, Россия и Всечеловек

Пришло время России задуматься о себе, о своем предназначении, о котором давно говорят за ее пределами, одни с надеждой, другие с опасением. Об этом с особой остротой писали философы Серебряного века, предчувствуя беду, если Россия не осознает себя. Национальная идея есть у каждого народа, но мало кто в большей степени пренебрегал ею, чем русские. С одной стороны, в силу удаленности этой идеи, ее запредельности. С другой – от неумения заглянуть в себя, надеясь найти опору у «цивилизованного» Запада, вместо того чтобы опираться на богатейшую традицию собственной культуры, привлекающей своей неисповедимой силой. Об этом предупреждали такие светлые умы, как Алексей Степанович Хомяков: «Общество, которое вне себя ищет сил для самосохранения, уже находится в состоянии болезненном».

В чем же тайна притяжения русской культуры? Известно, «умом Россию не понять». Может быть, можно понять сердцем; «от сердца к сердцу» – путь к ее постижению. Вспомним вещие слова Александра Невского: «Не в силе Бог, а в правде». Правда предопределена русскому человеку, но он не может найти ее, найти, «кому на Руси жить хорошо». В XIX веке достигли наивысшего в осмыслении правды, в самопознании России. Н. К. Михайловский говорил об «инстинкте правды»: «Всякий раз, когда мне приходит в голову слово „правда“, я не могу не восхищаться его внутренней красотой… Кажется, только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое. Правда в этом огромном смысле слова всегда составляла цель моих исканий». [249] Эту правду он искал в «целостной личности», которой не дает осуществиться дробящий мир бездуховной цивилизации.

В. В. Зеньковский вспоминает слова Достоевского «ничем не искоренить в сердце народа жажду правды» и добавляет: «Вся тайна… влияния Достоевского заключается в той правде, которая глядит на нас со всех страниц его произведений и которая придает им неотразимую силу». Естественно, «правда» была высшей ценностью и для Николая Бердяева, которую он связывал с человеческим достоинством: «Есть высшая правда в том, что человек есть существо самоуправляющееся. Отблеск этой истины есть в демократии, в этом положительная, вечная сторона демократии, фактически всегда искаженная». [250] А говоря словами Николая Рериха: «Истина не познается расчетами, лишь язык сердца знает, где живет великая Правда, которая, несмотря ни на что, ведет человечество к восхождению». Разве что с японским словом «Макото-Истина» можно сравнить русскую «правду». В тяжкие времена воинских искушений, когда Япония свернула с предназначенного Пути, японский христианин У Тимура Кандзо в эссе «Истина» напоминал: Истина от Бога, не от государства. Если сохраним Истину, то и поверженное государство поднимется. Отречемся от истины, и процветающее государство погибнет.

Нарушить традицию истинный японец не считал возможным. Почитая Искренность выше жизни, отвергали всякий обман как высшую провинность перед Небом.

(Познакомившись с европейцами, были шокированы их привычкой не выполнять того, что обещают.)

Для японцев, как и для русских, Истина неотъемлема от Красоты. Но японцы исповедовали с древних времен: Истина и есть Красота, Красота и есть Истина. Отступая от Истины, лишаешься чувства прекрасного. Красота предопределена во спасение. Красота вездесуща, как о том сказано у Достоевского: «Всякая-то травка, всякая-то букашка, муравей, пчела золотая, все-то до изумления знают свой путь, не имея ума, тайну Божию свидетельствуют, беспрерывно совершают ее сами». Японцу близки слова старца Зосимы и чувство князя Мышкина: «Я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его?» (Родственное чувство к деревьям, разговаривая с ними как с друзьями, испытывает современный писатель Сэридзава Кодзиро, судя по только что вышедшей у нас его «Божественной серии».)