Китай, Россия и Всечеловек

По китайской традиции не наука и техника, а Путь, моральный Закон Вселенной ведет к совершенству. И для японцев во все времена неизменной Основой оставалась Культура, способная преобразить человека, облагородить его. (Это вытекает уже из самого написания иероглифов «культура» – кит. вэнь-хуа: хуа – «меняться к лучшему, приобщаясь к вэнь», изложенной в книгах древней мудрости. У японцев те же иероглифы, только читаются «бунка»: «меняться к лучшему, приобщаясь к Красоте».) Японцы верили, что чувство прекрасного способно преобразить человека, как о том писал ученый XVIII века Мотоори Норинага в сочинении «Драгоценный гребень Гэндзи моно-гатари»: «Как решается в повестях-моногатари, что хорошо, а что плохо в делах людей? Если человек способен проникаться очарованием вещей (моно-но аварэ), способен переживать и откликаться на чувства других, значит, он хороший человек. Если не способен ощущать очарование вещей, переживать и откликаться на чувства других людей, значит, плохой… Повествуя о мирских делах, моногатари не поучают добру и злу, а подводят к добру, пробуждая чувство прекрасного». [233]

Японцы во все времена доверяли чувству в его полноте больше, чем рациональному уму. Об этом пишет и Мурасаки Сикибу в «Повести о Гэндзи», десять веков спустя не утратившей своего очарования: «Человек, глубоко проникший во внутренний смысл вещей, познавший их взаимосвязь, весьма часто приобретает чрезмерную прозорливость, одновременно утрачивая душевную чуткость и изящество ума, что не делает его более совершенным, скорее, наоборот» (перевод Т. Л. Соколовой-Делюсиной). И сам Мотоори Норинага признается в любви к отечеству в танка:

Если спросят:

В чем душа

Островов Японии?

В аромате горных вишен

На заре.

Искусство для них – Путь к Просветлению. Уже основатель буддизма Сингон, Кобо Дайси (Кукай, 774–835), ставил приобщение к естественому ритму выше чтения сутр, веря, что Истина постигается чувством прекрасного. Поэзия, музыка – вот что приобщает к Пути богов, к Разуму Будды. Что же говорить о дзэнских искусствах, национальном достоянии японцев, покоривших мир нынешний! Все дзэнские искусства есть Путь преображения души.

Потому так болезненно переживали японские писатели утрату Основы. «Ныне существует некая философия, или как это там называется… В древности же не было иного пути к познанию истинной сущности вещей, кроме как через сердце человека. Наслаждаясь очарованием цветов, уходя душой в иной мир, слушая ветер и созерцая капли дождя под блуждающей луной, мы проникали в сердцевину единого бытия Природы», – писал поэт-романтик Китамура Тококу.

А несколько лет спустя возопит душа Акутагава Рюноскэ: «Мы утратили дух Середины, чему учил древний мудрец Китая» («Диалог во тьме»). Разучились поступать в согласии с Природой, забыв, что «живем в деревьях, в ручьях, в ветерке, в вечернем свете, упавшем на стену храма» («Усмешка богов»). И оба покончили с собой: Китамура – в 1894 году, Акутагава – в 1927-м. А в 1906 году Окакура Какудзо писал в «Книге о чае»: «Запад считал Японию варварской в то время, когда она занималась мирными искусствами; и он называет ее цивилизованной с тех пор, как она устроила кровавую бойню на полях Маньчжурии… Да останемся мы варварами, если наше стремление стать цивилизованными зависит от позорного прославления войны». [234]

Естественно, не только Китай и Япония настороженно отнеслись к европейской цивилизации, но и Индия. Тагор опасался за участь Японии: «Безобразный дух коммерции проник через море в прекрасную страну Японию… И это угрожает гению нации, это надругательство над лучшим, что сделано и что должно быть сохранено не только для ее спасения, но для процветания всего человечества». [235] Он чувствовал, к чему приведет механизация людей: «Живые умы общества распались и уступили место чисто механической организации, признаки чего видны повсюду… Когда все механичное включается в эту машину в качестве ее частей, то остающийся личным человек сводится к одному только призраку… в машину в качестве частей входят люди, которым теперь не уделяется никакой доли жалости или нравственной ответственности». [236]

Притупилось ли нравственное чувство или исчез иммунитет, но в наше время люди как бы перестали замечать опасность, о которой говорили даосы и которую остро переживали прорицатели в начале XX века от Тагора до Утимура Кандзо. Забыли о разнице между культурой и цивилизацией, о которой столько было сказано в те годы. «Цивилизация возникла как средство, но была превращена в цель. Культура есть средство для духовного восхождения человека, но она превратилась в самоцель, подавляющую творческую свободу человека». [237]