Тенденция индивидуализации в XX веке привела к персонализму
, к признанию первичности Личности как высшей духовной ценности. Реализация личности есть аристократическая задача, – не раз повторяет Бердяев, – персонализм заключает в себе аристократический принцип. Что же понимает под ним философ? Непосягательство на уникальность другого, возвышение духа: «Личность открывается только в любви». Только человек, ставший личностью, узнавший любовь Бога, испытывает любовь ко всему. Не любовь к добру, к отвлеченной идее, а любовь к личности, к конкретному живому существу. Проникая во внутреннее существование, постигает иной порядок бытия, отличный от нашего, падшего, – в Царство Божье. Эгоизм же гибель для человека: он не соединяется не только с другими, но и с собой. [268] Принцип личности должен стать принципом социальной организации, которая не будет допускать социализации внутреннего существования человека, подчеркивает Бердяев в своей до сих пор неоцененной работе «О рабстве и свободе человека». Личность не может быть детерминирована; все, что нужно для ее восхождения, заложено в ней: творчество, свобода и любовь.Естественно, стремление к индивидуализации во все времена было присуще и Западу, но редким умам (Мейстер Экхарт, Николай Кузанский). Можно вспомнить и грека Эмпедокла, жившего в V веке до н. э.: Любовь-Филия разделяет однородное и соединяет разнородное. Ненависть-Нейкос разделяет разнородное и соединяет однородное. То есть утрата индивидуального качества, соединение однородного ведет к Вражде, Ненависти, в чем убеждает нас бунтующий Восток.
Идея осуществляется, если попадает на благодатную почву. В эгоцентрической системе стремление к самобытию привело к атомизации личности, ее закрытости, к вырождению. В России, среди религиозных философов, к идее соборности
: человек достигает своей нравственной цели только при открытости другому. Только в обществе, где силы каждого принадлежат всем и силы всех каждому – по уверению Хомякова. Преображение «собрания» в «собор» – это тайна явления Церкви уже не как человеческого коллектива, а как Богочеловеческого организма, имеет место не просто там, где собрались верующие люди, но где также «изволися Духу Святому». [269] Нравственное начало установлено свыше и для всех одно:Все связи взаимообусловлены в «Метафизике Всеединства». В каждой вещи есть две природы: вечная, неизменная и изменчивая, внешняя; есть то, что смывается временем, и то, что ему недоступно. Это уже не «Метафизика» Аристотеля, противопоставившая одно другому – по закону «исключенного третьего». И не два мира великого Платона: мир вечных идей, доступных лишь разуму, и изменчивый мир чувств, грубой материи, которые противостоят друг другу. То есть мысль совершила полный оборот, восходя по вертикали от противопоставления к единству. Если для Аристотеля точка – «начало линии», то для Павла Флоренского – микрокосм, единичное и единое одновременно.