— В таком случае позвольте мне представиться в качестве претендента на ее руку. — Вздохнувший с облегчением дон Мануэль становился самоувереннее. — Мои предки занимали высокое положение среди знати моей страны на протяжении восьмисот лет, что, как я понимаю, по вашим меркам, составляет небольшой срок. Знаю, вы состоятельный человек, но отнюдь не хвастаюсь, заявляя, что я намного богаче вас. В Европе найдется не более дюжины человек, чьи состояния сравнимы с моим.
Китаец нетерпеливо кивнул, он уже справился о положении дел маркиза.
— Став моей супругой, ваша дочь займет второе место, пропустив вперед лишь членов королевской семьи моей страны. Я предоставлю ей право переделать по своему желанию все мои многочисленные дома. Я также хочу пообещать, что, когда я оставлю мой нынешний пост и вернусь в Португалию, то буду регулярно привозить ее в Кантон. И, вполне естественно, мой дорогой Сун, вы всегда будете желанным гостем в наших домах. Более того, у нее будут одежды и драгоценности, достойные ее высокого положения, а слуг, готовых исполнить все ее желания гораздо больше, чем теперь.
— Вы щедры, — согласился Чжао. — А что скажете вы по поводу приданого?
Дон Мануэль успокаивающе улыбнулся. Он спланировал свое сватовство с большой хитростью, и вот теперь ему представилась возможность разыграть свою самую сильную карту.
— Я не прошу приданого, — вкрадчиво проговорил он, — мне незачем владеть большим, чем я уже владею. Такого сокровища, как рука вашей дочери, мне будет более чем достаточно.
Этот жест был настолько щедрым, что произвел впечатление на Чжао. Как он хорошо знал по опыту своего общения с европейцами, обычаи Востока и Запада сильно разнились и совпадали в исключительно редких случаях. Но так уж случилось, что традиция давать приданое за дочь оказалась общей для обоих миров. Счастье Лайцзе-лу играло для отца первостепенную роль, но, разумеется, ни один деловой человек не смог бы оставить без внимания тот факт, что в результате соглашения с португальским вельможей, он сохранял бы многие тысячи серебряных юаней. Вне всякого сомнения это обстоятельство делало предложение маркиза еще более привлекательным.
— Вы отказываетесь от приданого? — Чжао хотел еще раз убедиться, что правильно понял столь необычные условия.
Уже поздравляя себя с удачей, генерал-губернатор Макао улыбнулся.
— С удовольствием, — ответил он.
Хотя Лайцзе-лу считала себя глубоко преданной Джонатану Рейкхеллу, подобное предложение следовало серьезно взвесить.
— Буду с вами откровенен, — сказал Чжао. — Моя дочь питает глубокую привязанность к другому человеку, хотя и не видела его уже долгое время. Но она поступит так, как я прикажу ей поступить, это естественно. Однако мне больше по душе, если бы она согласилась на брак с вами по своей собственной воле.
— Разумеется, я полностью разделяю ваше желание, — дон Мануэль решил до конца воспользоваться ситуацией. — Пригласите молодую леди приехать в Макао. Вы будете моими гостями, и надеюсь, она благосклонно отнесется к нашему союзу после того, как получит возможность познакомиться со мной ближе.
Он казался столь же мудрым, сколь состоятельным и влиятельным. Так что вырос в глазах Чжао.
— Принимаю ваше приглашение с большим удовольствием, — ответил Чжао.
Решив, что девушка уже принадлежит ему, дон Мануэль позволил себе широко улыбнуться.
Однако Сун Чжао, знавший свою дочь, не разделял оптимизма собеседника. Долгая, трудная борьба предстояла впереди, прежде чем она согласится отказаться от Джонатана Рейкхелла и выйти за незнакомого ей человека.
Макао не походил ни на одно из мест, в которых довелось побывать Лайцзе-лу. Ее отец решил совершить путешествие по суше небольшими переездами, и все ее окружение, включавшее Сару Эплгейт, Кая и двадцать вооруженных до зубов слуг, добрались до места в два дня. Достигнув крошечной португальской колонии на побережье Южно-Китайского моря, они очутились в совершенно ином мире.
Если говорить точно, они по-прежнему оставались на территории Срединного Царства, потому что Португалия ежегодно платила императорской казне Китая за использование территории, а с торговых кораблей из Европы портовой таможней императора взималась пошлина. В то же время португальцы жили в Макао уже на протяжении трехсот лет, и эта своеобразная оккупация создала совершенно уникальную атмосферу. Здесь, на этом пятачке, Восток и Запад встретились в прямом понимании этого слова и перемешались.