Китайская власть

С большой долей уверенности можно утверждать, что в случае сохранения этой модели, а также синергии с советской экономикой Китай уже к 2000 году стал крупнейшей экономикой мира, обогнав как советскую, так и американскую экономику. Однако этому не суждено было сбыться, а Китай лишь приблизился к американским показателям в 2020 году.

Средний показатель роста экономики во время реализации первых пятилетних планов при координации СССР до их свертывания в рамках политики «Большого скачка» составил 11,6%.

После возвращения к советской модели экономики, после катастрофических лет левополулистской экономической политики Мао — «Большого скачка» (в 1961 г. экономика КНР сократилась на треть, страна пережила голод) — показатели роста ВВП КНР составили: в 1963 г. — 10,3%, в 1964 г. — 18,2%, в 1965 г. — 17%, в 1966 г. — 10,7%. В короткий срок страна решила задачу создания промышленности, и уже к 1970 г. доля промышленности в ВВП КНР равнялась 40%. Однако этот период роста экономики вновь был сорван левопопулистким коллапсом, инициированной Мао и его сторонниками Культурной революцией.

 Несмотря на начало Культурной революции, или, по сути, малой гражданской войны, когда темпы роста экономики вновь упали до –5,7% в 1967 г. и –4,1%, уже в 1969 и 1970 гг. экономический рост ставил новые рекорды роста — 16,9 и 19,3% соответственно. Еще лишенный большого доступа на западные рынки, Китай, по сути, самостоятельно превращался в «советского азиатского тигра», демонстрируя уже с опорой на свою собственную советскую экономику чудеса социально-экономического роста, дающие равные возможности развития всем регионам КНР. При прочих равных, этих данных достаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что советская модель хозяйствования как минимум равна по эффективности капиталистической модели «китайского НЭПа», при это без широкой опоры на внешние рынки, а с гармоничным развитием внутреннего рынка, что является следствием высокой добавленной стоимости собственного производства и быстрого роста благосостояния населения: трудно представить, что послевоенный СССР был лучшим рынком для китайской продукции, чем американский рынок 80-х и 90-х годов.

Изучение авторства и левопопулистского лобби политики «Большого скачка» требует отдельного раздела исследования, однако очевидно, что борьба Мао Цзэдуна и «левого крыла» Компартии Китая с просоветским лобби в экономическом секторе сократила возможный объем экономики КНР к 1978 году в два раза, а советская модель давала равный и даже значительно превосходящий «курс Дэн Сяопина» рост экономики КНР. Однако физическое уничтожение просоветского лобби во главе с «китайским Сталиным» Гао Ганом (глава Госплана КНР в 1952–1954 гг., заместитель председателя Центрального правительства КНР), развязанная левыми популистами малая гражданская война во время так называемой Культурной революции, привела к значительной коррекции успехов «советского курса» в экономике КНР, а впоследствии выявила основных бенефициаров такого экономического хаоса в Китае — руководство «правого крыла», открывшее в Китае курс на широкую конвергенцию с Западом. На отход от советских экономических связей ставил и Мао Цзэдун, стремившийся ускорить диалог с США, однако плодами его разрыва с СССР воспользовались иные группы, а в американскую экономическую гавань Китай со второй попытки после событий на Тяньаньмэнь в 1989 году окончательно привели руководители Комсомола в 2002 году.

Еще более сомнительными кажутся итоги «правого поворота», если принять во внимание, что 2018 г. мог стать поворотным в вопросах демографии — ряд исследователей зафиксировали впервые за 70 лет ведения статистики отрицательный прирост населения, вызванный почти сорокалетним курсом на сокращение рождаемости в рамках политики Дэн Сяопина «Одна семья — один ребенок». Помимо демографических проблем, в Китае до сих пор остро стоят вопросы экологии и здоровья нации, которые оказались на алтаре темпов роста ВВП в рыночных условиях. Итоги переписи китайского населения 2020 года показали, что население Китая выросло за 10 лет лишь на 0,83% и составило 1,41 млрд человек – страна встала на путь депопуляции, а меры по стимулированию рождаемости едва ли дадут быстрый эффект.

Правый поворот принес рост, не превышающий темпы роста советской модели, однако оказался предельно вредоносным для китайского общества, при этом модель опоры на западные рынки едва ли оправдывает диспропорцию в развитии в пользу экспортных прибрежных провинций, особенно когда запад, спасая от мирового кризиса себя – в последнюю очередь заботится об интересах Китая.

Повторимся, что отказ от советской модели в пользу правого поворота произошел на фоне леворадикального уклона Мао и группы его сторонников. Таким образом сторонники правого курса прибегают в основном к критике левого уклона и используют именно его для дискредитации «экологичной» советской модели развития как таковой.