Китайская власть

Одна из задач данной книги — очертить картину готовности Китая к такому развитию событий, выявить иные варианты и их вероятность, а также подводные камни и стратегии противников США, которые встретятся на пути Китая к реализации сценария прихода к мировому экономическому господству к середине XXI в., а кроме того, очертить основные грани и этапы «заката Китая» через попытку экстраполяции тех проблем, которые были вызваны перерасходом ресурсов для выполнения задачи прихода к мировому господству.

В первый срок нахождения Си Цзиньпина на посту Председателя КНР (2013–2018), даже несмотря на огненный смерч борьбы с коррупционерами, большая часть которых оказалась приверженцами социал-демократического лагеря проамериканского китайского Комсомола прежнего генсека Ху Цзиньтао, а также разрастающееся напряжение между Китаем и Западом в регионе Южно-Китайского моря, объем китайско-американской торговли рос прежними темпами. Аналогичная ситуация наблюдалась и в случае первых лет президентства республиканца Дональда Трампа: с 2016 по 2018 г. антикитайская риторика предвыборной кампании, перетекшая в грозные сообщения президента в «Твиттере», для противников Трампа из демократического лагеря казалась клоунадой и сотрясанием воздуха. В особенности скептиков китайско-американского конфликта подбадривала торговая статистика: после двух лет «непримиримой» борьбы их товарооборот в 2018 г. вовсе не снизился, как следовало бы ожидать, а вырос на 8,5% и достиг исторического рекорда в 633 млрд. долл., что примерно в шесть раз больше товарооборота Китая со своим новым (с 2013 г.) стратегическим союзником — Российской Федерацией.

Такова была объективная реальность китайско-американских отношений вплоть до начала 2019 г., когда сила политической группы сторонников Си Цзиньпина, прежде всего в виде «локомотива» китайско-американского противостояния министра коммерции Чжун Шаня, яркого представителя «чжэцзянской группы», не обрела доминирующего влияния на китайскую экономику, а Дональд Трамп не вошел в решительную стадию ликвидации политических оппонентов прежде всего в экономическом блоке страны. Только за 2019 г. товарооборот США и Китая сократился на 14,6%, к концу года этот показатель сократится на сумму около 150 млрд. долл. Только эта разница в 1,5 раза больше, чем товарооборот России и Китая. На 11,3% сократился экспорт китайских товаров в США и составил 347,787 млрд. долл., а также на 25,4% упал объем импорта американских товаров в Китай — до 100,043 млрд. долл. У этого процесса были и объективные причины – совокупные долги конечных потребителей продукции в США и в Китае достигли своего пика – и общий спрос на товары торговли – стал снижаться, что стало главным триггером масштабного кризиса первого квратала 2020 года.

Учитывая, что, по оценкам самых критически настроенных к Китаю американских изданий, например Bloomberg, Китай вышел в лидеры мировой торговли уже по итогам 2012 г., обогнав США, которые удерживали это звание практически с конца Второй мировой войны, антагонизм двух держав имеет характер куда более глубокий, чем приковавший внимание широкой публики шумный обмен «санкциями» между Китаем и США в рамках взаимного повышения пошлин на ряд категорий товаров.

Таким образом, антагонизм двух стран носит глобальный, а не локальный азиатско-тихоокеанский характер, а характер последствий такого противостояния будет иметь не локальный, а системный для всей мировой экономики и политики характер. Иными словами, то американо-китайское противостояние, о котором было модно рассуждать в 1970-х и 1980-х гг., обрело объективный и очевидный облик, а Китай, пробуждение которого предрекал еще 200 лет назад Наполеон, де-факто приступил к масштабной и вполне конкретной программе глобального доминирования, как стандартной для своей исторической парадигмы активной обороны «внутреннего государства» против «внешних окраин» путем их оптимальной ассимиляции (торговой, этнической, культурной, политической).

Однако в этот раз доминирование предусмотрено не в разрезе череды локальных политических стратегий по ассимиляции соседних кочевых государств модели династии Тан, а в полноценной и окончательной инкорпорации всех образований Поднебесной — в составе единой империи по образцу великого завоевателя и интегратора Цинь Шихуанди, модель которого, очевидно, использует его земляк из провинции Шэньси Си Цзиньпин в рамках своего неограниченного для этой задачи срока правления.