Китайская власть

В анализе торговой мощи, которая является базисом валютного доминирования и современного типа эксплуатации криптоколоний через эмиссию валюты метрополии и опосредованное присваивание результатов труда и капитала колоний в пользу метрополии, важно учитывать, что политика масштабной эмиссии доллара и ряда национальных валют, в том числе юаня, обозначенная в США термином «количественное смягчение», исчерпала свои резервы для дальнейшего стимулирования роста мировой экономики и ее дальнейшее продолжение приведет лишь к коллапсу гиперинфляции, что осознается всеми игроками финансовой сферы. Таким образом, те модели расширения внешней торговли государств, которые были основаны на кооперации, конкуренции согласовательного типа, исчерпали себя вместе с исчерпанным ростом как объема, так и ниш мирового рынка. На их место приходят иные стратегии, которые предполагают острую борьбу с конкурентами за уже имеющиеся ниши экспорта товаров и услуг. Надо признать, что, как лидер новой экономической эпохи, Си Цзиньпин абсолютно соответствует новой парадигме борьбы за рынки, чему будет посвящена отдельная глава.

Одной из предпосылок для такой смены парадигмы мировой торговли, которая теперь будет напоминать борьбу за рынки империалистических держав конца XIX — начала XX в., является общая стагнация мировой и китайской, в частности, торговли: если в 2018 г. совокупный товарооборот Китая вырос на 9,7%, согласно данным китайской статистики достигнув 4,5 трлн. долл. при объеме мировой товарной торговли 19,67 трлн. долл. в 2018 г.[4], то уже в 2019 г. за первые десять месяцев года товарооборот Китая вырос лишь на 2,4%[5] — китайская политическая элита встала перед сложными решениями в период 4-го пленума 19-го съезда, состоявшегося 29–31 октября 2019 г. в Пекине.

Стоит также отметить, что разрыв китайско-американских торговых связей идет в том числе и по одной из основных линий — Гуандун – Калифорния, на базе отношений которых выстраивался масштабный американо-китайский диалог еще с середины XIX в. Крупнейший порт Калифорнии Лос-Анджелес, чье китайское (преимущественно кантонцы — выходцы из Гуандуна) население составляет около 8%, испытал сильнейшее падение товарооборота в октябре 2019 г.: число контейнеров в порту сократилось на 19% по сравнению с октябрем 2018 г.[6] — это самый низкий показатель с 1995 г. Стоит ли сомневаться, что это падение остановится в следующем 2020 г. При этом падение приходится, на казалось, бы «высокие месяцы» — в преддверии китайского нового года, когда товарооборот должен только расти. Повторимся, спад в американо-китайской торговли, острые кризисиные явления проявились задолго до первых месяцев 2020 года.

Важным отвлечением от темы будет напоминание о росте китайско-германских связей: на фоне резкого падения товарооборота Китая и США за аналогичный период 2019 г. непропорционально быстро относительно общего показателя роста китайской торговли росла торговля с Европейским союзом — на сопоставимый с падением торговли с США показатель, что для любого наблюдателя означает переориентацию Еврозоны на Китай — одна из ключевых задач в рамках реализации политики «Одного пояса — одного пути», наряду с созданием устойчивых путей доставки углеводородов из стран Персидского залива и устойчивой торговли с Африкой. Согласно китайской статистике, товарооборот Китая и Германии составил в 2018 г. 199 млрд. долл.[7], увеличившись по сравнению с показателем 2008 г. — 135 млрд. долл. — почти на 50%.

Восхождение Китая к позиции крупнейшей торговой державы было стремительным. Если в 1979 г., когда Китай только формулировал идею новой экономической политики, или, по сути, государственного капитализма, совокупный товарооборот страны составлял лишь 13,61 млрд. долл. (32-е место в мире), то к 2009 г., когда Си Цзиньпин был избран на пост заместителя председателя КНР, этот показатель уже равнялся 1,2 трлн. долл., а доля Китая в мировой торговле выросла с 0,82 до 9,62%. С 2009 по 2018 г. — период частичного, а потом и полного руководства Си Цзиньпина — страна учетверила этот показатель, доведя его до 4,5 трлн. долл., что не без оснований приводит к поэтическим сравнениям о настоящем взлете дракона — такой невероятный рывок сделал Китай за прошедшее десятилетие, заняв 23% мировой экономики. Без сомнения, силы, манифестом которых стало избрание сына военачальника гражданской войны в качестве преемника (но не последователя) сторонников вектора американской интеграции, осознавали эту тенденцию Китая к мировому лидерству, возможность бросить вызов мировому гегемону досрочно, не дожидаясь 2050 г., предсказанного Дэн Сяопином. Насколько эти силы были верны в расчетах — покажет самое ближайшее будущее[8].