Китайские дети - маленькие солдатики

Мы миновали каркасы домов в разной степени недостроенности. Стальные и бетонные конструкции зияли черными дырами пока не вставленных окон. Повсюду в небо втыкались подъемные краны; казалось, что мы едем по парку «Лего». Правительство провинции желало удвоить население, подтянув крестьянскую бедноту из окрестных сел. Для местных чиновников, как и всюду в Китае, повышения по службе полагались за рост ВНП (валового национального продукта), а это означало, что мантра развития такова: «Строй и надейся, что приедут».

– У правительства Цзинсяня большие планы, – сказала Лорен. Провинция до недавнего времени экспортировала тальк, но местное руководство сообразило, что, если построить перерабатывающие предприятия, в регионе останется больше денег. Средний годовой доход местных жителей – несколько тысяч долларов, благодаря этому несколько лет назад провинции удалось убраться из списка «беднейших» в Китае. Самый обычный региональный центр страны, ничего примечательного – как ничего примечательного и в истории Лорен. В Китае сотни провинций, подобных Цзинсяню, все они пытаются поддерживать здоровый темп развития, и миллионы китайцев из села, подобных Лорен, работают на то, чтобы обеспечить своему единственному ребенку образование. Я созерцала пустые дома, безлюдные тротуары и свежепроложенные дороги. Кроме нашего «бао-цзюня», на шоссе было совсем немного машин.

Люди еще не приехали.

– До чжункао всего несколько месяцев, – сказала Лорен, вручая мне газету из школы, где учился Цзюнь-Цзюнь. Отпечатанная красным и черным на шести страницах, газета пестрела рейтингами учащихся, лозунгами о преданности провинции и Партии – и вестями о грядущем чжункао.

«До чжункао сто дней», – провозглашала статья на верху страницы, в тексте – сплошь фразы, похожие на военные призывы. «В броске к цели нельзя терять ни минуты, ни секунды. Вот она, возможность проявить себя. Эти сто дней надо трудиться изо всех сил и тем воздать нашим родителям, воздать учителям, воздать школе и подарить себе лучшее будущее».

На второй странице печатали список лучших результатов школьных экзаменов. «С похвалой публикуем их имена», – гласил заголовок списка из девяноста трех имен, разделенных по годам обучения. Ученическое сочинение о скромности воспевало коллективные полезные выводы: «Мой друг очень быстро пробежал километровый марафон. Всегда ищем того, кто лучше, и берем с него пример». Следом – заметка о долге перед родиной: «Мы должны взять на себя ответственность и за себя самих, и за наших друзей, страну и общество».

Газета бурлила пропагандой, слепленной так, чтобы читатель чувствовал безотлагательность и веровал, что долг учащегося перед общиной и страной – добиваться высших баллов.

– Как поживает юный Цзюнь? – спросила я у Лорен, а та вздохнула.

– Он подрастерял надежду – фанци. Мы его подталкиваем учиться, а ему уже плевать.

– Ну, у него еще есть время – сто дней, если точнее, – сказала я, оглаживая газету.

– Поздно. Он очень устал, – ответила Лорен. – Говорит, что американская система образования ему больше нравится. От детсада и до старших классов родители не управляют детьми. А знания, которые дети получают, – полезные, а не выученные ради экзамена.

– Откуда он знает про Америку? – спросила я.

– Кино, телевидение. Сказал, что американские дети вроде как все время счастливы.

Речь директора напечатали на последней странице школьной газеты, слово в слово: «Мы, руководители, хотим, чтобы вы воплотили свои мечты – и наши. Чжункао – очень важный экзамен, он определит вашу судьбу и ваше будущее. Вот он, решающий миг, а достичь цели можно только прилежанием».

Мы добрались до массажного салона Лорен, где прилежанием и не пахло. Цзюнь-Цзюнь сидел за конторкой в приемной и увлеченно жал на кнопки. Играл в «Лигу легенд», многопользовательскую компьютерную войнушку – с бандитами-мародерами, чудовищами и оружием.

– Не знаю, как помочь Цзюнь-Цзюню, – сказала Лорен.

Я глянула на нее. Хотела предложить, что Цзюнь-Цзюню лучше бы уткнуться носом в учебник математики, а не в цифровых чудищ, но промолчала.

– Я по уши занята в салоне, – сказала Лорен.

Я огляделась. Ни одного клиента, гора туфель на шестидюймовых каблуках, конфетной раскраски. Лорен выбрала себе пару, сбросила уличную обувь и нацепила бело-зеленые шпильки.

Положение дел оказалось печальнее, чем я думала. Лорен необразованна, помочь мальчику с учебой не может. Отношения семьи с завобщежитием, которая должна была помочь с репетитором перед экзаменами, испорчены. Сбережения растрачены на покупку бизнеса, а также «баоцзюня» с импортным двигателем, денег на репетиторов не осталось. После покупки салона Лорен обнаружила, что предыдущий хозяин на верхних этажах торговал сексом. Лорен отказалась цяо-дабэй – «опрокидываться», и завсегдатаи салона перестали заходить, массажистка, нанятая Лорен, сбежала к конкуренткам, когда дела пошли неважно.

Лорен с Ваном, опоздав на пятнадцать лет, вернулись в провинцию приглядывать за учебой сына, которого давно потеряли.

* * *