Китайские дети - маленькие солдатики

С того дня, когда учительница Сун предложила «дополнительно позаниматься» с Рэйни, прошли недели, а вечно прятать глаза, каждый день забирая Рэйни, я не могла. За те недели я навела справки и узнала, что признаки продажности у учительницы Сун могут быть зримыми.

– Понаблюдайте за ней в следующий раз, – посоветовала мне одна родительница. – Посмотрите, как она детей строит.

Порядок построения детей на китайских детских концертах – на праздниках, на исполнении торжественной песни, посвященной окончанию года, на танцевальных показах – предположительно должен быть четким: высокие дети сначала или впереди, низенькие – ближе к концу или по бокам, особо толковые – в первом ряду и по центру. Но построения учительницы Сун – кавардак. По росту – кто в лес, кто по дрова, а дети впереди – далеко не всегда лучшие исполнители.

Иными словами, Сун организовывала детей на сцене по неким совершенно иным критериям. Вероятно, участие учительницы Сун в манипуляциях с подарками и действительно имело зримые признаки.

Место, куда ставили Рэйни на праздниках, меня не очень заботило, хотя я знала, что мелкие подарки и наличные за услуги наверняка подмазали бы ему дорожку. Вопреки этой выгоде я понимала, что мы попросту не можем ни в чем подобном участвовать. Роб считал так же.

– Не нравится мне эта «дополнительная помощь», – сказал он.

– Маленький знак внимания – это нормально, – согласилась я, имея в виду ананасный пирог для учительницы, – но платить наставнику нашего сына за дополнительные занятия – совсем другое дело.

– Давай сами позанимаемся блок-флейтой? – предложил Роб.

Мы с Робом посидели минутку, молча обдумывая это наше новое занятие. Учительница Сун – умелая, а мы с Робом на блок-флейте не играем. Я все еще оправлялась от детства, проведенного за насильственными занятиями фортепиано, и хотя музыкальное образование у меня было, с листа я читала с трудом, ноты казались мне круглыми букашками, ползающими по странице. А юношество Роба прошло в игре под «Лед Зеппелин» на воображаемой гитаре.

Гораздо проще было принять предложение учительницы Сун.

* * *

Натяжкой было бы сказать, что любой родитель в Китае дарит подарки – или даже что большинство учителей и администраторов их принимает, но практика эта – вполне беда, раз министерство объявило повальный запрет на подарки, а также на платные услуги учителей вне занятий по программе. Многие шептали, что подобные антикоррупционные меры лишь загоняют отношения «ты – мне, я – тебе» глубже в подполье, где подобные обмены продолжают процветать втайне.

Ясно одно: многие китайские родители смятены так же, как и я. Один доклад гласит, что девять из десяти родителей желали бы отменить День учителя, поскольку из-за него вокруг любой школы не проехать – все родители устремляются дарить подарки. При государственной инициативе и растущем недовольстве родителей от всего этого дарения и серых зон все, быть может, начнет потихоньку улучшаться.

В последующие месяцы, впрочем, я заметила, что моему сыну время от времени попадает от учительницы Сун. Обычно по мелочи и не специально, не от зловредности по отношению к Рэйни, а скорее от желания потрафить другому ученику. По большей части – терпимо.

Но бывало и так, что я с трудом сдерживала инстинкты.

На одном из детсадовских праздников, посвященном окончанию года, одногруппник Рэйни по имени Ли Фа Жун, которого одна приятельница прозвала Королем непослушных детей, поскольку его постоянно наказывали, куда-то подевал свои черные парадные ботинки. Решение учительницы Сун: попросить Рэйни снять ботинки и отдать их босому Жуну (у мальчиков одинаковый размер ноги). Я заподозрила неладное, когда Рэйни пожаловался, что его «новые» ботинки ему жмут.

Я выслушала пересказ сына и рассвирепела. У меня аж пальцы задергались от ярости. После того как Рэйни лег спать, я десять минут металась по гостиной и пыталась продышаться, а назавтра, забирая Рэйни, ринулась к учительнице Сун. Встала перед ней, как скала.

– Я желаю, чтобы Рэйни носил ботинки, которые я ему купила, – объявила я. Сун несколько опешила от моей прямоты, но заговорила ровным размеренным тоном:

– У Жун-Жуна нет ботинок. Рэйни разве не может ходить в тех, которые я ему дала? – спросила Сун, показывая на пару, которая была на несколько размеров меньше, чем ноги у Рэйни.

– Они ему жмут. Мы купили ему другие ботинки, – сказала я, вздернув подбородок.

Сун всмотрелась мне в лицо, решая, как бы половчее меня отбрить.

– Вы уверены в том, какой у Рэйни размер? – проговорила она. – Жун-Жун потерял свои ботинки, и мы просто не хотели бы, чтобы произошла какая-нибудь ошибка.

Я развернулась кругом, рванула домой и сделала снимок пустой коробки из-под ботинок, оставшейся в комнате у Рэйни, бирка отчетливо читается. Других доказательств размера Рэйни у меня не было, поскольку обувь, принесенная в дом в этой коробке, осталась в заложниках в детсаду. Снимок я отправила в группу в WeChat: «Коробка из-под ботинок Рэйни. Размер 33!» – гласило мое сообщение.