Китайские миллионы

Иза вышла к нему на берег, и под тенью широколистной пальмы, на скамье, они беседовали несколько минут. Он настаивал на желании осмотреть город, а вечером — его игорные дома, — она его горячо уговаривала не делать этого, но должна была покориться. Решено было, что она немедленно отправится в город, чтобы купить для Будимирского какой-нибудь костюм, более подходящий к его новому положению плантатора с Гваделупы, поставляющего хлеб и рис союзным войскам.

— Это хорошо для Макао, но как же будет в Париже, где я каждую минуту могу встретить субъектов с Гваделупы?

— Там ты будешь только уроженцем Гваделупы, составившим состояние на Дальнем Востоке.

— Прекрасно, — поспеши же, милая.

— Смотри! — перебила его Иза.

Она указывала ему на легкую шлюпку, медленно пробиравшуюся между надводными камнями саженях в тридцати от берега. Греб какой-то кули-китаец, а на руле сидел… Хако. Очевидно, он знакомился с берегом, искал чего-то, точнее, искал гациенду Изы. Сидя под пальмою и за кустом диких роз, и Будимирский и Иза были скрыты от глаз Хако, но домик Изы он не мог не видеть. Пройдя вперед еще сажен двадцать, шлюпка повернула и быстро теперь пошла в Макао. Хако нашел то, что искал, — он увидел не только уединенную, скрывавшуюся в тени пальм гациенду Изы, но и паровой катер с его рулевым в красной феске, о котором забыли Иза и Будимирский и который покачивался в узкой бухточке, между скалами, внизу, под гациендой.

— Уже нашел, — заметил Будимирский.

— Да… на горе мне.

— Полно, Иза, — он такой же теперь твой слуга, как и мой, — я ведь рассказал тебе, что вчера произошло.

— Не знаю, не знаю, но сердце мое говорит, что меня ждет какое-то несчастие, что я не могу отвратить его, что оно неизбежно.

— Ах, ты об этом… но ведь ты говорила, что от меня будет зависеть спасти тебя?

Иза только вздохнула, потом решительно поднялась и пошла в дом. Через минуту покрытая кружевной черной накидкой она уже спустилась к берегу, крикнула красную феску, — своего молочного брата, и на шлюпке, на веслах, поплыла с ним в Макао, а Будимирский принялся за газеты, купленные им вчера вечером на пристани.

Это был счастливый для него час. Проглядев номер «Times'а», он развернул гон-конгский «China Mail», и первая телеграмма, бросившаяся ему в глаза, — телеграмма из Тиен-Тзина, окончательно успокоила все еще остававшиеся в нем тревогу и сомнения. Она гласила о таинственном исчезновении двух русских офицеров, о следствии, блестяще веденном немецким майором, открывшем все нити зверского преступления, несомненно, политического характера, о суде над Ситревой и ее казни через расстреляние.

«Как камень с плеч, — подумал Будимирский. — Свободен, свободен теперь! Остается лишь избавиться от этих мозгляков-японцев, дать вырасти усам и двинуться в Европу, чтобы царствовать. Да, с десятью миллионами можно и поцарствовать, тем более, имея об руку такую царицу, как Иза».

Долго и сладко мечтал Будимирский и не слыхал, как вернулась Иза с несколькими пакетами, которые нес за нею метис-рулевой.

Полу-европейский костюм, скомбинированный по указаниям Изы, — красная шелковая рубаха, светло-серые фланелевые пиджак и брюки, светлые ботинки с высокими гетрами наружу и большая «сомбреро» из фетра на голове — очень шли к Будимирскому, отныне Шарлю Дюбуа, который торопил теперь Изу обедать и ехать. Она подчинялась беспрекословно, с грустной улыбкой на устах, с легкой, затаенной тревогой в очах.

Часа за два до заката солнца они отчалили теперь на паровом катере и через двадцать минут вышли на набережной Макао, в центре города. Их осадили гиды-факторы, с предложением провести по всем «Gambling Hous'ам», т. е. игорным домам, но Иза наняла парного дженрикши и приказала старшему рикши везти их к ратуше, а потом по ее указаниям. «La Cidade do Santo Nome de Deus en China», т. е. «Город, посвященный святому имени Господню в Китае», несмотря на его обилие церквей и монастырей, прекрасную ратушу, точнее — правительственный дом, где рецидирует Secretario General do Governo e Secretario de Legaçao (португальцы очень любят длинные титулы), чуть ли не все обязанности которого заключаются в собирании налогов на азартные игры, наконец, полупокинутые дворцы, купающиеся в садах и лепящиеся по обрывам скал — не понравились Будимирскому отсутствием жизни и деятельности, но существование таких грандиозных отелей как Hingkee, расположенный на Prage Grande, главной набережной, и таких роскошных ресторанов как Boa-Vista показали ему, что если город мертв днем, то оживает и кипит жизнью вечером и ночью, которые приближались уже.

Действительно, солнце закатывалось уже за высоты Макао, а с восточной стороны, от Гон-Конга, по заливу быстро рассекали волны с полдюжины «Gambling Steamer'ов», и десятки джонок и паровых катеров, везущих игроков Гон-Конга, китайцев, японцев и европейцев, главным образом молодых клерков многочисленных торговых фирм этого восточно-азиатского Гамбурга.