Китайские новеллы о чудесах

Сю бухнул в ноги в совершенном недоумении и растерянности… Он твердил только одно: «Нет, не было этого!..» Начальник бросил ему вниз веер[399] и велел самому посмотреть.

– Ясно, кажется, – добавил он, – что это твое сочинение. Зачем же ты обманным образом приписал это Ван Чэну?

Сю стал внимательно разглядывать стихи.

– Стихи, – сказал он, – действительно сочинение вашего покорного слуги, но знаки, правду говорю и серьезно, писал не я.

– Ну, раз ты признал, что это твои стихи, – сказал начальник, – то это, должно быть, кто-то из твоих друзей. Кто писал? Говори!

– Почерк, – ответил студент, – как будто похож на руку Ван Цзо из Ичжоу![400]

Начальник немедленно командировал своих служителей с печатью арестовать Ван Цзо. Когда того привели, начальник принял его с гневным окриком, как и Сю.

– Эти стихи, – сказал в ответ Цзо, – попросил меня написать торговец железом в Иду, некий Чжан Чэн. По его словам, Ван Чэн – его двоюродный брат.

– Вот он, негодяй, где! – воскликнул начальник и велел схватить Чжан Чэна.

При первом же допросе тот повинился.

А дело было, оказывается, так. Чжан Чэн высмотрел, что Хэ хороша собой, и захотел ее вызвать на близость. Однако боясь, что дело не выйдет, решил воспользоваться именем У, считая, что на этого человека все подумают с уверенностью. С этой целью он подделал веер так, чтобы он казался принадлежащим У, и с ним направился к женщине. «Удастся, – рассуждал он при этом, – назовусь. Не удастся, – я, как говорится, отдам свое имя замуж за У[401]». В сущности говоря, он не рассчитывал, что дело дойдет до убийства.

И вот он перелез через стену, вошел в комнату и начал к женщине приставать. Та, оставаясь одна на ночь, всегда держала для самообороны нож. Она проснулась, ухватилась за одежду Чжан Чэна и встала, держа в руке нож. Чжан Чэн струсил и вырвал нож у нее из рук, но женщина изо всех сил тащила его, не позволяя ему вырваться, и все время кричала.

Чжан Чэн, теряясь все более и более, убил ее, а сам убежал, бросив веер на землю.

Таким образом, несправедливая кара, тяготевшая над человеком три года, была в одно прекрасное утро смыта до снежной белизны. Не было человека, который не превозносил бы эту сверхчеловеческую прозорливость начальника, и теперь только У понял, что слова «внутри будет счастье» – не более как знак «чжоу»[402]. Однако как это произошло, разгадать не мог.

Некоторое время спустя кто-то из местной знати, улучив удобную минуту, просил Чжоу объяснить это дело.

Чжоу улыбался.

– Понять это, – сказал он в ответ, – было в высшей степени просто. Я, видите ли, внимательно просмотрев все производство по этому делу, обратил внимание на то, что Хэ была убита в первых числах четвертой луны, что эта ночь была темна, шел дождь, и было все еще холодно. Значит, веер для этой ночи не являлся необходимой принадлежностью. Неужели ж, когда человек спешит и дорожит временем, ему придет в голову, вопреки всяким требованиям рассудка, брать этот предмет для того только, чтобы он еще более связывал ему руки?

Сообразив все это, я догадался, что тут кому-то сватается беда.

Далее, как-то давно уже я проезжал по южному предместью и, зайдя в лавку от дождя, увидал на стене стихи. Их, так сказать, «углы рта»[403] напоминали те самые, что были на веере. Я воспользовался этим сходством, чтобы наудачу допросить студента Ли. И что ж. Оказалось, что этим самым я накрыл настоящего злодея. Удачно, значит, попал – счастье мое…

Слушавший эти речи вздохнул и выразил Чжоу свое почтение.

Красная яшма

У старика Фэна, жившего в Гуанпине, был единственный сын, прозывавшийся Сянжу. И отец, и сын – оба были сюцаи. Старику было под шестьдесят. Он отличался непримиримой прямотой. В доме у них частенько пустовало. В течение нескольких лет друг за дружкой умерли старуха и невестка. Пришлось самим возиться у колодца и ступки.

Илл. 39. Красная Яшма

Как-то ночью Сянжу сидел при луне и вдруг заметил, что со стены на него смотрит вдруг появившаяся соседская дочка. Поглядел на нее – хороша. Подошел к ней – улыбнулась. Поманил рукой – не идет, но и не уходит. Бросился ее умолять. Она подставила лестницу и перелезла. Лег с ней спать…

Спросил у нее имя и фамилию.

– Я – Хунъюй, Красная Яшма, соседская дочь.

Студенту она сильно полюбилась. Предложил ей уговор – быть близкими навсегда. Она согласилась и стала приходить каждую ночь.

Так прошло у них с полгода. Раз старик встал ночью и, услыхав в помещении сына веселый разговор, заглянул к нему, увидел деву, рассердился, вызвал его из комнаты и набросился на него с бранью:

– Ты, скотина, что тут у меня делаешь? – кричал он. – У нас бедным бедно, а ты и не думаешь об усердных занятиях науками… Да еще, сверх того, приучаешься блудить. Узнают люди – погубят твое честное имя. Не узнают – укоротишь себе жизнь.

Студент стал на колени и принес повинную, плакал, каялся. Старик кричал теперь деве: