Он размышлял обо всем этом и придумал план. Попросил своих слуг и служащих пойти и собрать столько мешков извести, сколько смогут; их всех он привез на берег пруда. Ночью туда также прибыли два корабля, груженные известью. Огромный цветок лотоса, поднявшись на несколько футов над уровнем воды, только-только раскрылся. Чиновник велел слугам высыпать один мешок извести за другим в этот цветок. И цветок открывался и закрывался, пожирая один мешок извести за другим, пока вся известь не достигла Западного рая.
На следующее утро чиновник со своими сыновьями и их женами и многими другими людьми сопроводил свою мать к пруду для отправки в рай. Но когда они добрались до места, где находился лотосовый пруд, к ним приблизилась толпа. Люди сказали им: „Лотосовый пруд превратился в большую реку, огромную змею“. Реку – саму змею – зарубили слуги чиновника. Они рубили ее три дня и три ночи и нашли три бушеля пуговиц – пуговиц от одежды тех стариков и старух, которые думали, что попадут в рай. Известь все еще дымилась и горела в желудке животного. Теперь люди знали, что цветок лотоса был не чем иным, как языком ужасной змеи…»
Шестьдесят лет – это большой цикл китайской хронологии, и жизнь должна соответствовать этому циклу; человек не должен жить больше одного цикла. Река или пруд должны получать своих жертв в летнее время – время большого праздника. Первобытный лейтмотив любви и смерти более древнего сказания исчез и уступил вере в рай Будды. В наши дни бог в виде извивающейся змеей реки не изменился, но получает своих жертв путем испытаний в безличной манере, что типично по всем параметрам для праздника середины лета.
Таким образом, сказание о Цюй Юане, несчастном поэте и государственном деятеле, является всего лишь попыткой дать рациональное объяснение вековому обычаю делать человеческие жертвоприношения, что содержится не только в этом сказании, но и во многих других рассказах о таких же религиозных верованиях. Есть история о Чиньхуа Фу Джен, богине в провинции Кантон. Раньше она была девушкой, утонувшей во время весеннего праздника в реке, а потом стала богиней местного культа, когда люди обнаружили, что от ее тела исходит чудесное благоухание, и она стала еще прекраснее, чем была при жизни. С того времени она стала покровительницей праздника пятого дня пятого месяца. В регионе к югу от Шанхая это девушка, которая совершила самоубийство, когда ее отец утонул во время церемоний весеннего праздника. Сверхъестественность происходящего была признана людьми, когда тело девушки поплыло вверх по течению и было найдено много дней спустя в превосходном состоянии и благоухающим.
Мотивация праздника у реки в Юго-Западном Китае иная. Здесь люди ныряют в пруд и пытаются найти какой-нибудь предмет на дне. Если человек находит камень, значит, у него будет сын, если кусочек глиняного сосуда – дочь. Как и во всех других сказаниях, идея плодородия здесь выражена вполне отчетливо. Любовь, сексуальные оргии и смерть неразделимы в понимании жителей Южного Китая и их потомков, как и во многих других уголках мира.
Другой обычай, связанный с праздником и являющийся в какой-то степени заменой общинной церемонии плодородия у воды, – это ритуальное купание, которое распространено во многих регионах Южного Китая в праздничный день. Отношение различных этнических групп к этому купанию очень интересно и поучительно. На Дальнем Востоке мы находим всевозможные вариации этой темы, начиная с тибетцев на западной границе Китая, которые ненавидят воду и никогда не вступают с ней в контакт, и кончая фанатично любящими воду племенами яо, которые не отказывают себе в купании и плавании, как и их далекие родственники-японцы. Следует заметить, что китайцы вообще не очень любят воду, и для них и тайцев вода – это магическая сила. Эта идея выражена во многих сказаниях. Есть сказание о южных амазонках, которые живут без мужчин и беременеют, искупавшись в реке. Они рождают детей обоих полов, но в течение первых трех месяцев жизни мальчики умирают, а девочки вырастают и становятся следующим поколением амазонок. Наверное, самое красивое выражение этой идеи в связи с нашим праздником можно найти в особенно трогательном народном сказании, недавно записанном среди китайцев на Тайване:
«Когда император Шихуанди (246–210 гг. до н. э.) начал строить знаменитую Китайскую стену, он мобилизовал молодых людей страны, чтобы они отправились на север и помогали в строительстве.
Жил в то время молодой грамотей по имени Хан Чжилан, который был таким хрупким, что не мог заниматься физическим трудом. К тому же он был единственным сыном, жившим со своей престарелой матерью. Как он мог покинуть дом и быть призванным на стройку? Единственным способом для него было бежать, прятаться днем, идти ночью, чтобы не попасться на глаза вербовщикам.
В праздничный день, когда должны были состояться гонки лодок-драконов, он сбился с пути и оказался в саду богатой семьи. По счастью, в саду росло высокое дерево, на которое он забрался и спрятался в ветвях.