Китайский эрос (сборник)

Напиток божественныйравного нет —
Пьем в стужу ли, в полдень ли жаркий.
Монахи давно разгадали секрет
Особенно этой заварки.
За речкой, за чащей найдешь невзначай
Растущий в укромных урочищах чай.
Заваришь — он светится, как небосвод,
Чаинка — другая порою мелькнет.
А чаша изящна и неглубока,
И пар благовонный летит в облака.
Глоток отхлебнешь — забываешь про сон,
Ты отдан неведомым силам.
И бодрости ток от второго глотка
Легко заструится по жилам.
Нельзя его корень с собой унести,
Он в городе людном не станет расти.

— Сколько человек живет в вашей обители? — спросил Дацин.

— Вместе с настоятельницей всего четверо, — ответила монахиня. — Наша настоятельница в преклонных годах, все время болеет, и я, как видите, ее заменяю. — Она указала на девочку. — А это наша ученица. Она вместе с подругою разучивает псалмы.

— Давно вы ушли из семьи? /10/

— Мне было семь лет, когда умер отец и меня отправили к Вратам Пустоты /11/. И вот уже двенадцать лет, как я здесь.

— Значит, вам исполнилось девятнадцать весен! Какой прекрасный возраст! Но скажите: как вы сносите монастырское уединение?

— О, господин, что вы говорите! Ведь уйти в монастырь несравненно лучше, чем оставаться в суетном мире.

— Откуда же вы знаете, что монастырская жизнь лучше мирской?

— Тех, кто удалился от мирской суеты, не тревожат пустые заботы, не обременяют дети. Целыми днями мы читаем сутры, служим молебны Будде, воскуряем благовония или же завариваем чай. Когда притомимся, засыпаем под бумажным пологом, пробудимся от сна — играем на цине. Нет, мы живем спокойно и поистине свободно.

— Но чтобы хорошо играть на цине, необходимо почаще советоваться со сведущим в музыке человеком, который бы мог оценить вашу игру! И когда спишь под бумажным пологом, может явиться демон и напугать до полусмерти, если только нет рядом человека, который бы вас разбудил.

— О, господин, даже если бы демон напугал меня до самой смерти, никто не стал бы жертвовать жизнью ради меня! — засмеялась Кунчжао, поняв намек сластолюбца.

— Убей он хоть десять тысяч человек — мне это безразлично! Но о вас и ваших высоких достоинствах я бы очень горевал.

За игривою беседою им начинало казаться, что они знакомы уже давным-давно.

— Очень вкусный чай! — сказал Дацин. — Нельзя ли приготовить еще чайник?

И снова монахиня поняла намек и отослала послушницу заваривать чай.

— А где ваша спальня? Что это за бумажный полог, про который вы говорили? Любопытно на него взглянуть, — промолвил гость.

Тут в сердце у монахини загорелась страсть, сдержать которую она уже не могла.

— Ничего особенного в нем нет, не стоит и смотреть, — отвечала она, но сама поднялась с места.

Дацин обнял ее, и уста их слились, изобразив и составив иероглиф «люй» — «два рта, соединенных вместе». Монахиня повела гостя за собой. Она легонько толкнула заднюю стенку. За нею оказалась комната, убранная еще старательнее, чем трапезная. Это и была спальня Кунчжао. Но Дацин не стал ее разглядывать. Они снова обнялись и устремились прямо к пологу.

Об этом сложена песенка под названием «Маленькая монашка». Вот она:

В обители монахиня жила,
Томилась, одиночество кляла.
Но как-то раз в один из мирных дней
Случайный путник постучался к ней.
Любовной страстью воспылали вмиг,
Бороться с ней не мог никто из них.
Беседа их недолгою была,
Она к деяньям дивным привела.

Новоявленные любовники совсем забыли про послушницу и, когда она отворила дверь, вскочили в смятении. Но девочка молча поставила чай на стол и вышла, прикрывая рукою рот, чтобы не рассмеяться.

Стемнело, и Кунчжао зажгла лампу. Потом она подала вино, фрукты и овощи. Любовники сели за стол друг против друга. Но монахиня была в тревоге. Она боялась, как бы послушница не разболтала о том, что видела, и решила пригласить девочку и ее подругу к столу.

— Мы здесь блюдем пост, а гостя не ждали, и ничего мясного у нас нет. Простите за жалкое угощение, — сказала хозяйка.

— О, не надо так говорить, ваши извинения меня смущают! Кроме вашего расположения и доброты ваших учениц, мне не надо ничего! — воскликнул гость.

Все четверо принялись за еду и питье. Чарка сменяла чарку, и они быстро захмелели. Дацин поднялся со своего места и, пошатываясь, подошел к Кунчжао. Отхлебнув глоток из своей чарки, он обвил рукою шею монахини и поднес вино к ее губам.