Кунчжао тотчас велела послушнице сходить за Цзинчжэнь. Узнав о просьбе Хэ Дацина, Цзинчжэнь сказала:
— Мы скрыли в обители мужчину и тем нарушили все святые заповеди до единой. Мало того — мы довели нашего гостя до гибели. Если здесь появится его жена, едва ли она согласится молчать. Что мы тогда станем делать?
Кунчжао, нравом более мягкая и уступчивая, чем ее подруга, была в замешательстве. Тут Цзинчжэнь выхватила у нее из рук ленту и забросила под самый потолок. Знак супружеской верности зацепился за балку и повис. Как долго он теперь не появится на свет?
— Что я скажу Хэ Дацину? — воскликнула Кунчжао в испуге.
— Скажи, что мы послали ленту со служкой. Нас он ни в чем не заподозрит, даже если жена и не придет.
Несколько дней подряд Хэ Дацин справлялся, нет ли каких известий, а потом решил, что жена обиделась и не хочет к нему прийти. Он впал в отчаяние, громко стонал и плакал и немного спустя достиг великого рубежа своих дней и скончался:
Монахини всхлипывали втихомолку — громко рыдать они боялись. Они омыли тело Хэ Дацина душистою водою, обрядили его в новое монашеское одеяние, а потом, кликнув обоих прислужников, досыта их накормили и с горящими свечами в руках направились в дальний конец сада к огромному кипарису. Прислужники вырыли глубокую яму, насыпали в нее извести и поставили гроб настоятельницы. Потом возвратились в покои Кунчжао, положили умершего на створку двери и понесли к могиле. Монахини уложили Дацина в гроб, прислужники плотно закрыли крышку и заколотили гроб гвоздями. Сверху они насыпали еще извести, завалили яму землей и все старательно разровняли, так что никаких следов погребения не осталось.
Бедняга Хэ Дацин! Со дня праздника Поминовения усопших, когда он впервые повстречался с монахинями, прошло немногим более трех месяцев, а жизни его уже настал конец! Перед смертью он так и не увидел ни жены, ни сына. Промотав значительную часть своего состояния, он обрел конец в могиле, вырытой в заброшенном саду. Поистине судьба этого человека достойна глубочайшего сожаления. Верно говорит о нем следующее стихотворение:
А теперь мы обратимся к жене умершего — госпоже Лу. Первые четыре или пять дней после праздника Поминовения она нисколько не тревожилась о муже, в полной уверенности, что он веселится с певичками в каком-нибудь из домов радости. Но прошло еще дней десять, а Дацин все не возвращался. Госпожа Лу послала слугу обойти все веселые дома и расспросить о муже. Оказалось, что после праздника его никто не видел. Миновал месяц-Хэ Дацин пропал, как в воду канул. Госпожа Лу встревожилась не на шутку. Она плакала, не переставая, и наконец решила расклеить повсюду объявления о пропаже. Все было попусту!
Надвинулась осень, лили затяжные дожди. Дом Хэ Дацина во многих местах дал трещины и расселся, но госпожа Лу не хотела нанимать мастеров без хозяина. Наступила, однако ж, одиннадцатая луна, и мастеров все-таки пришлось позвать. Однажды, когда госпожа Лу расплачивалась за сделанную работу, ее внимание вдруг привлекла лента, которою был опоясан один из мастеровых. Лента в точности походила на ту, что обычно носил ее исчезнувший супруг. Сильно встревоженная, она велела служанке сказать мастеровому, чтобы он дал ей взглянуть на ленту поближе. Звали этого мастерового Третьим Куаем. Он был сведущ в гончарном, столярном и строительном ремеслах, был знаком каждому в доме богача Хэ. Куай тотчас исполнил просьбу хозяйки, и лента оказалась в руках госпожи Лу. Внимательно осмотрев ленту со всех сторон, она убедилась, что ошибки быть не может: эта лента принадлежала ее мужу. Об этом можно сказать стихами:
Когда-то давно супруги купили две одинаковые ленты — одну мужу, другую жене. Хэ Дацин исчез, но след его, оказывается, не стерся без остатка!
Когда госпожа Лу увидела ленту, из ее глаз невольно брызнули слезы.
— Где ты взял эту ленту? — спросила она Куая.
— Я нашел ее в загородной обители, у монахинь.
— Как называется обитель и как зовут монахинь?
— Обитель Отрешения от мирской суеты. В монастыре два двора — восточный и западный. Восточный занимает монахиня Кунчжао, западный — Цзинчжэнь. С ними живут несколько послушниц, которые еще не приняли пострига.
— А сколько лет этим монахиням?