Читаем Китайцы. Моя страна и мой народ полностью

Даосская идеология, подобно морфию, удивительным образом притупляет чувства и, стало быть, успокаивает нервы, улучшает самочувствие при головных болях и сердечных болезнях у китайцев. Романтизм даосов, их поэзия и поклонение природе помогают китайцам во времена волнений и беспорядков переносить горе и печаль, так же как философия конфуцианства приносит пользу во времена мира и покоя. Так, когда страдает тело, даосская философия льет бальзам на душу китайца и предлагает безопасный путь к отступлению. Одна даосская поэзия может сделать строгую жизненную модель конфуцианства вполне сносной. Ее романтизм не дал китайской литературе превратиться в сборник од и гимнов, воспевающих императора. Вся хорошая китайская литература, вся китайская литература, стоящая затраченного на нее времени, все интересные, дающие пищу уму и успокаивающие сердце произведения китайской литературы, в сущности, пропитаны духом даосизма. Даосизм и конфуцианство — это отрицательный и положительный полюсы, инь и ян, китайской мысли, и это делает возможной достойную человека жизнь в Китае.

Китайцы по натуре даосы, а по воспитанию — конфуцианцы, притом больше даосы, чем конфуцианцы. Как народ мы достаточно велики, чтобы на основании принципов справедливости создать государственный свод законов, но мы также достаточно велики, чтобы не доверять судейским и судам. 95% конфликтов, требующих судебного разбирательства, улаживаются за пределами суда. Мы достаточно велики, чтобы детально разработать свод церемоний, но мы также достаточно велики, чтобы считать одним из величайших парадоксов тот факт, что погребальные церемонии предписывают во время похорон устраивать пышные и веселые празднества; достаточно велики, чтобы осуждать порок, но мы также достаточно велики, чтобы оставаться безучастными к пороку и не удивляться ему. Мы достаточно велики, чтобы всколыхнуть одну революционную волну за другой, но мы также достаточно велики, чтобы пойти на компромисс и вернуться к прежнему режиму. Мы достаточно велики, чтобы создать совершенную систему импичмента должностному лицу, систему государственной гражданской службы, свод предписаний для работы транспортной системы и правила для библиотек-читален, но мы также достаточно велики, чтобы разрушить все системы, не считаться с ними, обходить различные правила и предписания, нарушать их, наконец, быть выше всех этих систем и правил. Мы не читаем нашим студентам курс государственного права, из которого можно узнать, как правительство должно работать, но мы учим их на повседневных примерах, каковы реальные действия центрального правительства, а также муниципальных и провинциальных правительств. Непрактичный идеализм нам не нужен, потому что у нас не хватило бы терпения для доктринерской теологии. Мы не учим нашу молодежь, как стать сынами Божиими, но мы учим их вести себя как нормальные, трезвомыслящие человеческие существа. Вот почему я верю, что китайцы по своей сути гуманисты, и христианство здесь или должно потерпеть неудачу, или же должно измениться до неузнаваемости, чтобы его приняли в Китае. Единственная часть христианского учения, которую китайцы в состоянии воспринять, это заповедь Христа [апостолам, проповедовавшим Его учение]: «Будьте мудры, как змии, и кротки, как голуби». Именно эти две добродетели — голубиная кротость и змеиная мудрость — свойственны лукавцам.

Одним словом, мы понимаем необходимость человеческих усилий, но также допускаем их тщетность. Такой склад ума приводит к развитию пассивной защитной тактики. «Великие дела могут быть сведены к малым, а малые — превратиться в ничто». В соответствии с общим принципом этой пословицы все спорные вопросы у китайцев улаживаются, все их планы подгоняются, все программы реформ сводятся на нет — и так до тех пор, пока будет мир и чашка риса для каждого. «Лучше один раз объявить „пас“, чем один раз сыграть» — гласит другая наша пословица, по смыслу близкая к английским «Let well enough alone» и «Let sleeping dogs lie»[33].

Вот так и живут китайцы — по линии наименьшего сопротивления и наименьшей борьбы. Это способствует душевному спокойствию, невозмутимости, что позволяет им проглатывать обиды и пребывать в гармонии с миром. Это также позволяет разработать некую оборонительную тактику, которая может внушать больший страх, чем тактика нападения. Вы пришли в ресторан, испытываете сильный голод, а блюда не несут. Тогда вы можете повторить заказ официанту. Если он грубит, вы можете пожаловаться в дирекцию и как-то уладить недоразумение. Но если он, изысканнейшим образом изогнув стан, самым вежливым образом ответит: «Бегу, бегу!», но и с места не сдвинется, вам останется только вознести молитву или столь же изысканно выругаться. Вот пример пассивной силы китайцев. Эту силу наиболее высоко ценят те, кто испытал ее на собственном опыте. Это есть сила старых лукавцев.

Миролюбие

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука