Зачем беспокоить людей и самому унижаться, в Москве, думал он с упрямым ожесточением к себе и ко всему на свете, девять железнодорожных вокзалов — выбирай на вкус любое направление. Можно вздремнуть на автовокзалах, на аэровокзале, в любом аэропорту, а летом и скверы, и парки, и бульвары твои. Или… эх! Взять билет на самолет, скажем до Иркутска, пересесть на «аннушку», будет она лететь над бескрайней тайгой, как стрекоза над лугом, часов шесть на север, до какого-нибудь Ербогачена. А там взять моторную лодку и, ежась от нестерпимой утренней свежести, добраться до знакомого зимовья, выйти на каменистый берег, сочащийся подтаивающей вечной мерзлотой, убежать от всех — только смотреть на чайного цвета воду Нижней Тунгуски, которая течет, придавая извечной и угрюмой своей работе какой-то несомненный смысл. И так далеко будет там от суеты, и так хорошо.
Впрочем, Грахову было куда пойти, где знали о неладах в семье. Это были Аюповы, Руслан и Валентина. Вместе с ними он учился в университете, а с Валентиной работал все эти годы в одной газете. В университете Грахов, так уж случилось, не дружил ни с Русланом, ни с Валентиной, да и они, казалось, друг к другу всегда были равнодушны. Руслан работал несколько лет в Уфе, затем его заметили, перевели в Москву, и он, неожиданно для всех, женился на Валентине. И тогда Грахов сдружился с ними, старое студенческое знакомство исподволь переросло в близость и общность людей одной профессии, одних интересов.
Он позвонил им из ближайшего автомата.
— Слушаю, — отозвался Руслан, как показалось Грахову, не очень дружелюбно.
Грахов помолчал, раздумывая и колеблясь, стоит ли назвать себя или же надо повесить трубку.
— Алло, слушаю, говорите же! — раздраженно кричал Руслан, а Грахов подумал: «Обидятся, если не обратиться к ним». Эта мысль показалась бесспорной.
— Привет, старина, это я.
— Привет, приехал?
— Сегодня вот, — Грахов старался говорить как можно обыденнее, что ли, так, словно скуки ради решил созвониться вечером с приятелем.
— Как Антонина, не помирились?
— Какое там…
— Откуда звонишь? С улицы Горького. Прогуливаешься?
— Поневоле. Второй замок врезала, куда-то уехала, а ключ, само собой, забыла оставить.
— Приезжай к нам, — сказал Руслан негромко, совершенно другим тоном, но не допускающим возражений.
Грахов помолчал, Руслан догадался, что с ним творится:
— Не дури и не ломайся. Мы ждем тебя. Ясно?
С Русланом Аюповым у Грахова косвенно связано было одно событие, которое не только не забывалось со временем, а напротив, из года в год все властнее занимало его, мысли и душу. Тогда, когда оно произошло, он не смог понять значения этого события для дальнейшей своей судьбы, вернее, судьбы своей души, а затем, разобравшись, что к чему, и сожалел о многом, и презирал себя, и гордился тем, что все это у него было.
Началось все так.
Аюпов работал в Уфе, уже готовился к переезду в Москву, а Грахов приехал в Башкирию в командировку. Справившись с редакционным заданием, он, как и договаривались, в день отъезда позвонил Руслану из гостиницы «Агидель».
— Никуда не девайся, сейчас буду! — предупредил Аюпов.
Грахов собрал вещи, подсел к телефону и стал перелистывать записную книжку, проверяя, всем ли, кому надо, позвонил. В каждой командировке он, естественно, знакомился со многими людьми, от них в книжках оставались скупые записи, адреса, номера телефонов, и вот, листая очередную книжку, вспоминал новых уфимских знакомых и думал о том, сколько напрасно, собирая материал, отрывал людей от дела, сколько извел вопросами, процеживая слова и факты, отбирая то, что могло пригодиться для очерка.
В руке задержалась страничка, где наспех было написано и подчеркнуто не раз: «Корреспондент или журналист?» Грахов усмехнулся: один ушлый мужичонка, председатель постройкома, прежде чем начать разговор, настойчиво добивался у него, кто он, корреспондент или журналист. Корреспондент — тот же журналист, объяснил Грахов, но собеседник не удовлетворился ответом. Корреспондентов он считал людьми опасными, они строчат критические статьи и фельетоны, а журналисты в его понимании были людьми несравненно достойнее и приятнее — они пишут исключительно положительные материалы или очерки, которые нравятся всем, в том числе и начальству. Поэтому он журналистов любил и «привечал», а корреспондентов — нет…
Дверь с грохотом распахнулась, ее, не иначе, открыли ногой, и в номер в сопровождении двух приятелей вошел Руслан. Плюхнулся в кресло и, шлепая ладонями по полированным подлокотникам, заговорил:
— Если бы ты не позвонил, не знаю, что потом с тобой сделал! Из Башкирии так не уезжают, на бегу, как бы между прочим… Не выйдет. Ты хоть памятник Салавату Юлаеву видел?.. Ага, значит, показывали… А вы знаете, друзья, я с ним, старым моим товарищем, неделю целую жду встречи, но у него нет и нет свободного времени.
— Это преступление, которое надо искупить, — заявили приятели.
— Руслан, не обижайся. Материал писал, идет в газету сразу, с колес…
— Надо понимать, написал. Тогда давай вещички. Машина внизу.