Клад

– Оно сильней меня. Ты не знаешь… Я видел, КАК ЭТО БЫЛО. Я сидел там и забыл, а потом увидел и вспомнил… Это ОЧЕНЬ страшно!

Друг не спускал с него блестящих глаз. Он что-то прикидывал в уме, затем взглянул на винтовку, затем опять на него и согласно кивнул.

– Ты хорошо решил?

– Да. Я струсил. Этого достаточно.

– Этого хватит, – подтвердил друг и раздраженно указал на винтовку. – Но почему здесь?

– А где?

– Здесь твой сын жить будет. Ваш сын.

Человек раскрыл рот и, не веря, затряс головой.

Друг кивнул:

– Не скажу. Ни ему, ни кому другому. Ты же этого хотел?

Тот сглотнул слюну и сказал:

– Спасибо. Ты и сейчас друг.

– Нет, теперь я друг твоего сына. В этом все дело.

Человек поднялся, подобрал винтовку и спросил:

– Где?

– Не спеши, – поморщился друг. – Вставь патрон и скажи клятву.

– Какую клятву?

– Богам и мне.

– Я не знаю.

– Ты забыл.

– А разве есть?..

– Да, – перебил друг. – Клянись, что тебе хватит этого патрона. Хватит, чтобы унести позор на небо и ждать там суда.

Человек заново смазал винтовку, открыл затвор, сменил патрон и, прежде чем ответить, удовлетворенно подумал про себя, что этот будет вторым. Вторым, а не первым.

– Клянусь, – сказал он. – Клянусь богам и тебе…

Они помолчали.

– Теперь куда?

– Ты не можешь лежать рядом с ней, – сказал друг. – Ты будешь лежать отдельно, вдали ото всех.

Тот кивнул. Очень хотелось пить.

Друг сказал:

– Иди к реке. Я скоро туда приду.

– Голый остров? – спросил человек.

Друг вынул из огня прут и вышел первым. Человек вышел за ним. Воздух обдал его свежестью и запахом долгого прошлого. Над холмом уже теплело небо.

Он шел к реке, и было много, о чем стоило думать. Трудно лишь было решить, с чего начать. Он склонился к воде и вдоволь напился пряного холода. Вот и все, с облегчением подумал он. Услышал шаги. Друг шел по берегу, неся в руках плетеную корзинку.

– Что там? – спросил человек.

– Твой сын, – сказал друг. – Ты забыл про своего ребенка?

– Я думал… Я оставил его у тебя.

– Ты не понял. Потом я отнесу его обратно. Но сперва окрещу твоей очищенной кровью.

Того передернуло. Он весь напрягся и сказал:

– Не нужно. Он маленький. Очень маленький.

– Значит, ему будет легче. Пошли.

Человек взял друга за руку.

– Он спит.

– Да. Крепко. Может, ничего и не услышит, – сказал друг неуверенно. – Плавать умеешь?

– Нет, – сказал человек и начал думать о том, что такое жестокость. – Не надо ему… – попросил он, и когда тот, кто был ему когда-то роднее брата, упрямо покачал головой, впервые в жизни испытал настоящую ненависть.

Они ступили в воду. Река катилась по камням и крепко задевала по ногам. Друг взял чуть повыше и крикнул:

– На середине не спеши. Пригибайся.

Человек решил молчать и молчал, стиснув зубы, внимательно следил за скользящей над водой корзинкой и давил в себе ярость. Друг едва не оступился, и тогда он крикнул:

– Я не знаю такого обычая!

Друг не отозвался и продолжал шагать через пенящийся поток, беря по течению выше и выше. Он шел слишком быстро, и человек инстинктивно брал прямее и ниже, винтовка висела у него на шее, а вода подбиралась к груди. Он подумал: а ведь был мне роднее брата. И теперь возьмет себе моего сына. Потом он одернул себя и сказал: все правильно. Так и должно быть. У трусов детей не бывает.

Полпути они уже одолели. Между ними под слоем воды лежала дюжина шагов, а до острова оставалось втрое больше. Человек подумал: Голый остров. Груда булыжников. Ни куста, ни земли. Как хоронить будет? И усмехнулся: не моя забота. Человек не сводил с друга глаз.