Клад

— Я думаю, Мазин поймет. Это самооборона. Тебя не могут засудить. Нам с тобой клад достать нужно. Кто же теперь, кроме тебя, на него право имеет!

Сергей бросил взгляд на все еще непохожего на себя Александра Дмитриевича и выразил мысль, которую на общедоступный печатный язык можно было бы перевести, как пропади он пропадом. Потом посмотрел на скорченного Валеру.

— Самооборона? Разве такого можно было в живых оставлять?

— Как ты его выследил?

— Повезло. У самого дома встретил. Подождал немного, а потом решил заглянуть в окошко. Знаю ведь, с кем дело имею…

— Ты не должен из-за него в тюрьму попасть.

— Ладно. Давай-ка лучше номер шефа. А то сидим, как Мышкин с Рогожиным у трупа Настасьи Филипповны.

Он поднялся и пошел к телефону.

— Алло! Мазина мне, Игоря Николаевича. Кто спрашивает? Знакомый хороший, Лаврентьев Сергей… Что? Не может? Заболел?

Сергей опустил трубку и посмотрел на Пашкова.

— Инфаркт у него ночью случился…

— Пашков! — крикнул кто-то, приоткрыв дверь.

Александр Дмитриевич, в волнении ожидавший вызова, быстро прошел в зал судебного заседания. Помещение в здании старого, губернского еще, суда по сравнению с обычными нынешними оказалось просторным и могло действительно называться залом. Был он наполнен, но публику Пашков разглядеть не успел, ему пришлось занять положение лицом к суду и спиной к залу.

— Ваша фамилия, свидетель? — спросила судья, широкоплечая женщина, без излишеств в строгой одежде и без эмоций на круглом лице, увенчанная покрытой лаком копной волос, прической, возникшей из некогда легкомысленной «бабетты», но постепенно трансформировавшейся во вполне респектабельную и даже консервативную принадлежность строгих дам, несущих по должности государственную ответственность.

Пашков назвал фамилию, имя и отчество.

Судья сверилась с бумагой.

— Так вот, Александр Дмитриевич, ваш гражданский долг и обязанность правдиво рассказать суду все известное вам по делу. Я предупреждаю вас об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Вам все ясно?

— Ясно.

— Распишитесь, что ваши обязанности и ответственность вам разъяснены.

Коротко вздохнув, он поставил подпись.

— Расскажите, что вам известно.

По возможности сжато Александр Дмитриевич рассказал, как пришел Денисенко, как связал его, как требовал сообщить о местонахождении клада, как пытал, пока не появился Сергей. Все это он уже не раз излагал в ходе следствия и потому говорил, не сбиваясь, постепенно осваиваясь, переводя взгляд с одного лица на другое. Заседатель справа, пожилой рабочий в темном пиджаке и туго завязанном галстуке, слушал внимательно, подперев щеку крупной ладонью, слева молодая медсестра смотрела с заметным любопытством и сочувствием к человеку, которого пытали. Прокурор в синем, светловолосый, с хорошо промытой головой, вырисовывал, не глядя на Пашкова, геометрические фигуры на листе бумаги. Адвокат, напротив, чернобородый со спутанными волосами, тщательно писал что-то, склонив голову. Наконец Александр Дмитриевич бросил взгляд на Сергея, хотя считал, что смотреть на него не должен, чтобы не заподозрили в сообщничестве, нарочитой попытке исказить истину, облегчить участь. Сергей показался ему спокойным, он сам искал возможность встретиться с Сашей взглядом, чтобы подбодрить, потому что заметил его волнение. Когда взгляды наконец встретились, Сергей улыбнулся и чуть подмигнул Александру Дмитриевичу — не робей, мол, ничего они со мной не сделают!..

Прокурор, однако, думал иначе, потому что готов был ринуться в бой раньше времени, но девчушка-медсестра воспользовалась правом первоочередности.

— Скажите, пожалуйста, если бы не подсудимый, этот Денисенко мог вас убить?

Адвокат поднял голову и посмотрел поверх очков. Вопрос, несмотря на наивность, ему, кажется, понравился.

«Сочувствует девушка Сергею», — подумал Пашков.

— Конечно. Не думаю, что он мог меня в живых оставить.

Прокурор дождался своего и возразил.

— Не будем основываться на предположениях. Лучше опереться на факты. Я, разумеется, рад, что наш свидетель остался жив и может помочь правосудию, чем я и хочу воспользоваться. Свидетель, вы знаете обвиняемого. Это молодой, здоровый, спортивного сложения человек, к тому же недавний воин. Почему же он применил против Денисенко орудие пытки, в то время как уже обезвредил потерпевшего, отняв паяльник?

Александр Дмитриевич напрягся.

«Спокойнее, не скажи глупость».

— Лаврентьев не отнимал паяльник, чтобы им воспользоваться. Он отбросил его. И только когда Денисенко напал на Лаврентьева, тот был вынужден использовать паяльник исключительно в целях самозащиты, потому что не имел никакого оружия.

«Так говорил Сергей, и это правда. Настоящая правда», — сказал он себе.

Прокурор поморщился.

— Я вас понимаю, свидетель. Подсудимый оградил вас от мучений, вы с ним близки. Вы, конечно, не хотите своими показаниями осложнять его положение. Тут все это понимают. Но ведь судья разъяснила вам обязанность правдиво рассказать все, что вы видели, в интересах правосудия.

— Вы считаете, что я вру? — огрызнулся Саша.