Клад

Сергей начал нанизывать на шампур куски мяса.

— Жестко вы нас судите.

— Суд впереди.

— Над кем?

— А кого на войне судят в первую очередь? Над предателями.

Язычки пламени потянулись к шампурам. Дымок окутал шашлыки, и сразу возник характерно раздражающий ноздри и желудок запах.

— Интересно. Баран жарится — приятно пахнет, а человек горит — противно.

— И таким дымком подышать пришлось?

Сергей мотнул головой.

— Бросьте! Я вам про Афганистан слова не скажу. Это другая планета.

— И там люди.

— Кто? Афганцы? Люди, факт. Но нас к ним не на самолетах перебросили, а на машине времени. Считали, мы им стрелки часов переведем. Только не рассчитали, сколько крутить нужно. Думаете, мы для них будущее? Да для них по большому счету даже ислам будущее, потому что они еще Александра Македонского не переварили.

— Такие первобытные?

— Они? Они из вечности, а мы из всеобщего среднего образования. Улавливаете разницу?

— Приблизительно.

— Потому и говорить бесполезно. Приблизительно — это не разговор. Но если хотите, я вам суть скажу. Мы туда влезли, чтобы их уму-разуму научить, а они, оказалось, такое знают, что мы давно утратили.

— Например?

— Могу и пример, хотя он вам не понравится. Вам ведь такая чушь вроде культуры дискуссий по душе. «Позвольте вам этого не позволить!» А что позволить, никто не знает, хотя вопрос ясен как выеденное яйцо. Если украл, руку рубить нужно, а не в «Литературной газете» о гуманизме пустомелить. Да я чем угодно поклянусь: отрубили бы руку, да еще на площади, все довольны будут. Почему же не рубят? Потому что гуманисты? Высокоразвиты и образованны? Ничего подобного. Экономика пострадает. Как же работать, если у всех по одной руке останется?

— Так уж у всех?

— Посчитайте, кто у нас не ворует?

Сергей резко расколол бревно.

— Перепугались? Баб камнями закидывать — тоже страшно? А на Востоке и рубят, и закидывают. И не боятся, что рабочей силы не хватит или рожать некому будет. Такая кара у них — случай исключительный. Редкий. А наших шлюх попробуй закидай. Памир весь на булыжник переработать — и камней не хватит. Из того же Афганистана ввозить придется, если, конечно, решатся Гиндукуш на слом пустить.

Пашков вспомнил, что говорила Дарья о ревности мужа. Попытался представить, как он закидывает ее камнями. Не вышло.

— Не получится, Сергей. Наши женщины сами кого угодно закидают.

— Дожили.

— Но вы, я вижу, в отличие от афганцев до шариата доросли вполне.

— Я дорос до главного. Плохой человек должен бояться.

— Плохой…

— Опять вам пример нужен? Нас в пустыне интенданты полутухлыми рыбными консервами кормили. И ходят с руками и ногами. Мы с ними до сих пор не расквитались. Знаете, в чем главная ошибка в нашей истории была? В том, что после войны фронтовики власть не взяли. Вот кто должен был страной управлять.

— Генералиссимус управлял.

— Это не фронтовик был.

— Но уж в мягкости его не упрекнешь.

— Не ловите меня на противоречиях. Что было, то прошло. Но если сейчас не очистимся, все пропало. Как только подгнием окончательно, свора со всех сторон ринется и свалит с улюлюканьем. И конец. Ни Рюрика, ни Петра, ни Ленина. Пропадем, как сарматы.

Вот тут Александр Дмитриевич не возразил. «Ох, сколько их, что мечтают загнать нас в дебри, в тайгу, смести с карты «последнюю империю», сколько у них накопилось! Одним острова нужны, других обида гложет, что собственные империи не удержали, третьи завидуют: зачем нам столько земли, которой ума дать не можем, четвертые не могут забыть страха тех дней, когда им Красная Армия на Ла-Манше мерещилась, кому-то исторические счеты свести хочется, кто-то пыжится в злом высокомерии, потому что у него туалет чище, безработные получают больше, чем инженер у нас… Да мало ли еще, в чем мы не угодили? Вот и качнись только, налетят с разбойничьим посвистом… Ну а если в опасении того дня начать сегодня друг другу руки рубить и камнями закидывать, кто же обороняться будет?»

— Недолго мы, Сергей, разговариваем, а наговорили много.

— Точно. Пора кончать. Надоела всероссийская болтовня.

— Сережа! — Дарья появилась рядом и озабоченно прошлась по их напряженным лицам. — Что это вы, ребята? Шашлык нужно весело жарить.

— Готов уже, — сказал Сергей.

— Вот и отлично. Давай шампуры прямо на блюдо, а? Пусть каждый своим займется.

— Тащи, выкладывай, а я руки помою.

И он зашагал быстро к дому, не спросив, чем смотрины окончились, а Дарья шепнула:

— Ну как?

— Порядок. О политике толковали. Я для него старик. Ты права была.

— Тогда он Валерой займется.

— Продала дом?

— Что я, с ума сошла?

— Зачем же звала его?

— Не доходит? Кто в музей ходил монету фотографировать, он?

— Ну и что?

— Думаешь, он о кладе не знает?

— Доктор ему не говорил.

О разговоре с Доктором Саша рассказал Дарье все без утайки, но скептически. «Толком он ничего не знает!» Она тогда спорить не стала, и вот…

— Ну, это еще неизвестно. А если и не говорил, коллекционеру узнать, откуда монета, раз плюнуть.

— Куда ты гнешь?

Пашкову не хотелось говорить сейчас о кладе. «Нашла время шептаться при муже!»

— Интересуюсь, зачем ему мой дом понадобился.

Александр Дмитриевич даже рукой махнул.