— Прощения просим, вздремнул немного. Снегу за ночь намело, все утро чистил, сморило вот, — пояснил он смущенно, приглаживая седоватые вихры. — Федор Лукич, — представился он. — А вас как звать-величать?
— Степан Евгеньевич, — соврал, но не сильно, полковник, чтобы, если дело до проверки документов дойдет, можно было на волнение списать.
— Приятно очень. Так вы, значит, из жильцов новых будете али как?
— Да не. Тетку он свою ищет, до войны в прислугах служила у Вейсбахов. Как ее звали-то?
— А-а, тетку-то? Степанида Кондратьевна, — ляпнул первое пришедшее на ум имя Евгений Степанович.
— Степанида, говорите, Кондратьевна? — почесывая затылок, переспросил дворник. — А когда она служила-то?
— Да вот аккурат перед революцией устроилась, вроде в шестнадцатом году. А может, и в семнадцатом. Адрес-то, из письма вырванный, остался, а вот самого конверта со штемпелем и нет. А так уж и не вспомнить. Не до того было, да и давненько уже.
— И то верно, — согласно кивнул Федор Лукич. — Нет, не вспомню. У них одно время Глафира в горничных жила, а кухаркой была Евдокия, хорошая женщина, справная, порядочная, долго у них жила, а вот потом она замуж вышла за лавочника с Лиговки и съехала, и вот кто после был, не помню, — развел он большими натруженными руками.
— А может, кто из прежних жильцов ее помнит, или вот хозяева ее? — с надеждой в голосе спросил Евгений Степанович.
— Не-е. Теперя в доме и прежних жильцов-то не осталось. Кто помер, кто уехал, а кого и… В общем, не у кого спросить.
— А хозяева бывшие теперь где живут, ну, Вейсбахи эти, вот фамилия, того и гляди язык сломаешь, — посетовал Евгений Степанович.
— Хозяева? А что, могут и знать, — задумчиво проговорил Федор Лукич, и у полковника от волнения застучало сердце. — Самого-то Евгения Аристарховича, о, надо же, тезка ваш! — радостно сообразил дворник, — еще в восемнадцатом Бог прибрал, скончался от пневмонии, а вот супруга его жива. Она, как вся эта заваруха началась со сменой режима, ЧК да прочим всяким, — тут он взглянул на жену, поймал ее строгий взгляд и пугливо втянул голову в шею, — ну, в общем, когда власть в свои руки трудовой народ взял, — поправился дворник, чем заслужил молчаливое одобрение супруги, — она, Зинаида Павловна, значит, из квартиры-то и съехала, вместе с детями. Простилась со мной, рубь подарила на память. Я, говорит, Федор, теперь гувернанткой работать буду и жить у хозяев, это она-то, графиня! Фрейлина императорская, в прислуги! — возмущенно воскликнул, забывшись в очередной раз, Федор.