Кладбище под кроватью

Он с воплем выдернул ногу. Ботинок, к счастью, никуда не делся. Похоже, это чертово место не покинуть. Пришло странное облегчение. Приговор объявлен, а значит, можно выкурить последнюю сигаретку. Эй, псина у входа, ты не куришь?

Вернувшись к зловещему синеватому зданию, детектив ощутил болезненное желание проведать могилу в розарии. Там обнаружил, что дно ямы зачем-то выстлали розами, словно кому-то подготовили черную, тошнотворную постель из колючек и горелых лепестков.

Ким рванул к парадному входу, едва сумев подавить желание пальнуть собаке-демону в живот из револьвера. Как знать, вдруг оттуда вывалилось бы колесо машины, а?

Вестибюль встретил детектива гробовой тишиной. Гостиница больше не изображала видимость жизни. Вероятно, даже чудовища устают. Ким двинулся к стойке администратора. Хлюпающий ботинок действовал на нервы.

– Всё-таки вы промочили ноги, господин Отцевич, – заметила Фюрстенберг, взглянув на него поверх очков.

– Что это за место? – выдохнул Ким. – Куда делась дорога? Кто вы, чёрт возьми?! – проорал он.

Фюрстенберг никак не отреагировала на вопль и так же хладнокровно восприняла револьвер, взявший в прицел переносицу ее модных очков.

– Что с вами станет, если вы сделаете выстрел, но ничего не случится, господин Отцевич?

Ким внезапно осознал, что меньше всего хочет подтверждения, что перед ним находится не женщина, а какое-то существо, заведующее гостиницей с чересчур тихими постояльцами. Настолько тихими, что даже слышно, как по ночам под кроватью стучат маленькие лопатки и поют тоненькие голоса. Револьвер затрясся, отражая полубезумное состояние владельца, и опустился.

Администраторша выдала уголками губ ледяную улыбку.

– Это гостиница «Синие холмы», а я ее администратор. Дорога в порядке. Полагаю, вы просто заплутали в тумане. Так бывает, когда человек плохо спит. Вы ведь плохо спите, господин Отцевич?

Ким вытаращился на Фюрстенберг и увидел в линзах ее очков собственное отражение. На него смотрел затравленный, тяжело дышавший толстяк, чесавший револьвером складки на подбородке.

– Я хочу убраться отсюда к чертовой матери, госпожа Фюрстенберг.

– Только не с такими мешками под глазами. Вы и сами это понимаете, господин Отцевич. В обеденном зале вас дожидается ужин. Покушайте, придите в себя и выспитесь.

Оставляя мокрые следы на паркете вестибюля, Ким с удивительным покорством направился в обеденный зал. Взыграло любопытство: что за ужин, когда снаружи даже не начало темнеть? Его столик и правда был накрыт. Более того, детектива уже дожидалось угощение. На огромном блюде лежали разделенные на секции сыры, а также охлажденные мясо и рыба. На тележке близ столика застыли разнообразные бутылки.

– Предлагаете мне напиться? – Ким хохотнул.

– Это поможет вам смириться с бессонницей, господин Отцевич, – отозвалась Фюрстенберг со своего места за стойкой.

Ким не стал спорить – слишком устал. Он тяжело плюхнулся на стул и подцепил вилкой наугад кусочек рыбы. Семга. С наслаждением прожевал. Взял с тележки первую попавшуюся бутылку. Опять водка. Удачно, что и говорить. Выпил из горлышка. Снова отправил вилку за добычей.

Накачиваясь выпивкой, Ким посмеивался, а иногда и похохатывал. Хоть гостиница и оказалась паршивым местечком, еда здесь была отменной. Через пятьдесят минут детектив с улыбкой идиота принял страшную истину. Гостиницу живым ему уже не покинуть. Можно, конечно, попытаться пристрелить эту грымзу. А еще можно… пристрелить себя!

Смех полез наружу толстой масляной пастой, будто Ким и сам превратился в какое-то местное чудовище. Едва не опрокинув столик, он поднялся. Его порядком развезло. Посмеиваясь, выбрел в вестибюль. Глаза слипались от выпитого.

Фюрстенберг, выглядывавшая из-за стойки администратора половинкой плотоядной стрекозы, что-то писала своим скрипучим карандашом. Сотворив на лице недовольный прищур, Ким поплыл в ее сторону. Замер, качнув пузом. А потом с грохотом шарахнул ладонью по стойке.

– Вы хоть понимаете, что под этот чертов скрип совершенно невозможно уснуть?! – проревел он грубым, мясистым голосом.

Администратор перевела на него широко раскрытые глаза. Стрекоза-модница выглядела смущенной. Карандаш быстро перешел в горизонтальное положение.

– Прошу прощения, господин Отцевич. Я не подумала, что это может побеспокоить вас.

– Вы должны заботиться о своих постояльцах, чёрт возьми! Об их покое! Сне! А я, чтоб вам пусто было, – ваш постоялец! – проорал он, капая слюной.

Фюрстенберг опустила голову, точно готическая школьница, позабывшая выучить урок.

– Это недоразумение больше не повторится, господин Отцевич.

– Постоялец! Я! – провозгласил Ким, не слушая извинения грымзы, и зашагал вверх по ступеням.

Второй этаж западного крыла преподнес детективу сюрприз. Двери всех номеров, кроме, разумеется, двадцать седьмого, были настежь распахнуты. Настоящий парад отворенных дверей, за которыми прятались они – ледяные обитатели «Синих холмов».

Ким сделал первые шаги в направлении своего номера.

– Я спать, так что катитесь все к чёрту, – прошептал он.