Она смазала их мазью, и только после этого забралась в постель. Надо поспать и уже со свежей головой — действовать.
Усталость навалилась невыносимая.
Маша коснулась головой подушки и быстро уснула.
Даже частые стуки в дверь не смогли её разбудить. По крайней мере, не сразу.
Глава двенадцатая
1.
Надя едва успела накрыть голову цветным тещиным платком, найденным в шкафу, как в дверь постучали.
Грибова передернуло от внезапно нахлынувшей злости. Наверняка кто-то из посетителей. В очередной раз забыли, что двор — это частная собственность, а не улица!
За дверью стояли три бабки — будто срисованные с открытки — низенькие, сгорбленные, в платочках на головах, хотя на улице сильный минус. В другой ситуации они бы Грибову даже понравились. Этакие божьи одуванчики, олицетворение крохотного поселка Ленобласти. Но сейчас…
— Наденька дома? — спросила одна из них. — Мы видели, как вы приехали. Она с вами?
— Дома, но сейчас никого не принимает.
— Мы по делу, милый человек. Очень срочное оно у нас.
— Все по делу, — скривился Грибов. — Но имейте же совесть. Дайте человеку отдохнуть. Столько всего навалилось.
Одна из бабушек выставила вперед костлявую руку с оттопыренным указательным пальцем:
— А ты кто такой, чтобы указывать? Ишь, разошёлся! Вы ж в разводе, прав не имеешь задерживать! Пусть Надя сама все скажет! Может, ты её того на этого?
— Чего «того»? Ступайте, говорю, дайте человеку…
Он не договорил, почувствовал за спиной кого-то. Повернулся, увидел, что в дверях кухни стоит Надя. Она улыбалась. Хотя взгляд был уставшим, но читалось в нём какое-то облегчение что ли? Лоб её прорезали морщинки. Из-под платка вылезло и оттопыривалось левое ухо. Надя завернулась в халат, убрала руки в карманы. Грибов невольно залюбовался этой поселковой открытостью и простотой, какой не было у Нади в городе.
Красотка, чего уж. Милая, добрая, хорошая. Прижаться бы к ней, обнять, почувствовать тепло.
— Кто там? — мягко спросила Надя. — Посетители?
— Тебе бы отдохнуть…
— Всё в порядке. Мне легче, правда. Пусть пройдут. Лучше отвлечься, чем постоянно думать о… — она кивнула, развернулась и скрылась в комнате. До Грибова донеслось. — Проведи их, пожалуйста, в мою комнату.
Он мимолётно почувствовал себя идиотом. Бабки деловито обходили Грибова, разувались, словно он был здесь пустым местом. А Грибов никак не мог сосредоточиться, никак не мог собрать мысли в кулак.
Он поспешил за старушками, чтобы, не дай бог, не забрели куда-нибудь не туда. Показал, где находится Надя.
Старушки зашли внутрь. Грибов, словно лакей, осторожно прикрыл за ними дверь и застыл, прислушиваясь. Донеслись разговоры о разваливающейся печке и о сломанном мизинце. Ничего путного. У Нади горе, а она сидит и выслушивает причитание бабулек, которые вряд ли доживут до следующей весны.
Почти час он слонялся по дому, не зная, чем себя занять. Это было странное ощущение: ожидание, когда хочется поторопить время, заставить его бежать немного быстрее. Мыслями постоянно возвращался к Наде и, почему-то, к Крыгину. Надю Грибов любил (чего уж, пора признаться, что любовь не прошла, а лишь затаилась на время), а Крыгина опасался. Эти два чувства смешивались в странный коктейль.
Крыгин хотел, чтобы Грибов приехал. Так вот он, через дорогу от дома сотрудника администрации. Перейти, постучать в ворота, пообщаться. Вот только зачем?..
Он вышел на заднее крыльцо, покурить.
Иногда не хочется, чтобы что-то менялось. Стабильность ставится выше перемен. Пусть река жизни течет криво, иногда мельчает, иногда становится мутной и грязной, но зато хотя бы видно, что за следующим порогом снова светит солнце и зеленеет трава.
А ведь завтра придется проснуться и жить со всем
Жизнь, Грибов, уже изменилась. Её не повернуть назад.
Возле калитки в соседний двор, с обратной стороны стояла пожилая женщина в темном пальто с высоким пышным воротом. На плечах у неё лежала то ли лисица, то ли белка. На голове шляпка с широкими полями. На ногах сапожки — тоже черного цвета.
Грибов кивнул в знак приветствия. Женщина внимательно посмотрела на него. Потом спросила:
— А Наташа когда придет?
— Простите? — не понял Грибов.
— Ну, девочка ваша. Мы её ждём, потому что время не терпит. Охотники снова рыскают, ищут новую жертву.
Голос у нее был скрипучий, старческий, хотя на вид вряд ли бы кто дал женщине больше сорока лет. Грибов затянулся, не чувствуя сигаретного дыма:
— Вы о чем вообще? Я не понимаю.
— Наташа. Одна из наших, — настаивала женщина. — Ей же столько всего надо рассказать. Боюсь, не успеем. Детали могут исчезнуть, ну.
Грибов увидел, как из-за угла соседского дома появилась еще одна женщина, примерно такого же возраста. Подошла, взяла первую под локоть:
— Вы снова запутались, дорогая, — произнесла она, не поднимая на Грибова взгляда. — Пойдемте. Не надо вмешиваться в чужую жизнь.
— И то верно, — буркнул Грибов.