Кладезь безумия

и, правда, зачем, – мерзкая тварь не унималась совершенно, – лучше в Фотошопе футболистов рисовать до конца жизни, верно? А потом ты женишься, если, конечно, кто-то за тебя выйдет, а потом будут дети, потом начнётся быт, на работе тебя повысят до арт-директора – лет так через десять. А потом придёт пенсия, и ты устроишься на берегу озера, и будешь рисовать никому нафиг не нужные картины, дожидаясь последней гостьи с наточенной косой. Вот у неё ты и спросишь, зачем тебе всё это. ЭТО никому не доступно, слышишь, кретин???!!!

Я аж за голову руками схватился – настолько отчётлив был это крик! И чей крик – моего же внутреннего голоса! Не, ребят, так и до смирительной рубашки недалеко!

Смирительная рубашка?!! Слишком много чести для такого, как ты – орала вовсю тварь, – ЭТО ДОСТУПНО ТОЛЬКО ТЕБЕ, А ТЫ СПРАШИВАЕШЬ, ЗАЧЕМ!!

Голос прекратился так же внезапно, как и начался, и мне оставалось гадать, что же это, чёрт возьми, было. Однако гадать, стоя на месте ночью в лесу, было немного холодновато, и я уже дошел до поляны, и повернул направо, как сегодня днём с Серджем. Глаза вели меня к трём соснам, стоящим одиноко в сторонке, возле тропы. А разум вопрошал сам себя – что ему доступно? Что он должен узнать? И разум мой приготовился. Чтобы там ни было, а всему есть рациональные объяснения, и законы природы никто ещё не отменял. Ночь – это ночь, лес – это лес, сова – птица, а фотографии в телефоне нащёлкали твои сотрудники, пока ты ходил курить. А всё остальное – пусть катится к такой-то матери. И чем быстрее, тем лучше.

Я стоял напротив трёх сосен. «Заблудился в трёх соснах, заблудился в трёх соснах» – наигрывал в мыслях весёлый мотив на слова известной поговорки. И тут меня внезапно осенило!

Да, мысль, конечно, дурацкая. Однако не дурацким ли было всё то, что произошло со мной за последний месяц? Может, как раз здесь и кроется ответ – в использовании самых глупых и нелогичных идей? Меня осенила как раз такая идея. Я подумал, а что если «заблудился в трёх соснах» – это и есть на данном этапе ключ к разгадке. Может, это заклинание, а может, нужно и правда немного поблуждать меж трёх сосен…

Рука легла на моё плечо. Я вскрикнул – нет, я заорал, как сумасшедший! Меня настигли в этом лесу. Меня поймал граф Ночь!

– Тише, тише, – спокойно проговорил голос, – не пугайте лесную живность, господин Евгений.

конец первой части

Часть 2 Салоникус

16

И все-таки ночь прекрасна. День – он суетливый какой-то, все куда-то носятся, суетятся, дела, видите ли, решают. Существует хорошее такое выражение – текущие дела. Лучше и не скажешь – это такие дела, которые не просто сами по себе текут, а еще и увлекают всех нас в своем бесконечном и бессмысленном потоке. А вот если так подумать – лет через сто кто-нибудь вспомнит о том, что я делал сегодня? Не вспомнит, значит, день я прожил все-таки зря.

– Не зря, – сказал Салоникус.

Да, это был он. Тот длинноволосый парень лет под сорок с отмороженной физиономией в метро – это он мне передал на телефон мой сон. Я его сразу узнал, запомнил еще тогда, в метро, когда он передавал мне файл с моим сном. Но тогда на него подозрение не падало – ведь в руках у него не было телефона. И все же каким-то образом он мне файл передал. И сейчас он сидит передо мной, на летней площадке кафешки, расположенной рядом с озером. Точнее, озеро с одной стороны, а с другой – лес, в котором я только что побывал. И встретил Салоникуса.

Не знаю почему, но сейчас я спокоен. Как минимум, произошла встреча, которая может кое-что прояснить. Этот человек – ах да, он еще и командор, что бы это ни значило – знает о моем сне, знает, что это и есть мой сон. Может, он знает что-то еще.

– Что – не зря? – переспросил я.

– День ты прожил не зря, – пояснил Салоникус. – Если через сто лет о тебе вспомнят вообще, значит, жизнь ты прожил не зря. А день – это часть жизни.

– Спасибо, что просветил, – поблагодарил я. Тысячи вопросов вертелись на языке, но я так и не мог начать разговор. А мой собеседник, казалось, не торопился. Выражение лица его не выражало ничего, хотя выражение по определению должно выражать. Вот и нет. Ничего оно не выражало. А само лицо… вот как бы его назвать… античное, что ли? Пожалуй, так будет правильнее. И имя у него греческое, и лицо у него греческое. Официант, неси гречку, хе-хе…