Кладезь безумия

42

Я проснулся рано утром и долго еще хлопал глазами, прежде чем вспомнил все произошедшее. Домой я добирался словно в тумане, и я говорю отнюдь не о погоде – мой разум застилал туман. Я не отдавал себе отчета в том, какую игру веду

Расслабься, приятель, – посоветовала мерзкая тварь, – у меня все под контролем

Как я собираюсь вообще играть уже не на два, а на целых три фронта? Такой клубок завязался… такой же круглый, как и наша планета. И, если я что-то не предприму, то и клубку вечная память, и планете.

И я предпринял. Конечно, сначала я умылся, позавтракал – ну прямо как нормальный человек. Все-таки, наверное, хорошо быть нормальным. Просыпаться пять дней в неделю в семь утра, выезжать так, чтобы успеет к девяти. Потом в уютном теплом офисе делать что-то чрезвычайно полезное и важное – неважно, что не тебе, главное, что кому-то это все же нужно. Иметь час обеда на кофе, и тратить его на кофе, микроволновку и пыхтение дымом в кругу таких же пыхтящих коллег. А потом пятница – яхууу, водка, пиво, клубы, бабы (ну или мужики, если вы и есть «баба»). Два законных выходных, ежегодный отпуск – Египет или Турция, выбор огромен. Не забудьте жениться и родить детей, хотя бы одного – государство вам поможет, не сомневайтесь. Ну, и пенсия – как закономерный финал плодотворной и насыщенной жизни. Мало приключений? Зато стабильность. Ты знаешь, что будешь жить и завтра там, где и сейчас. Ты знаешь, что тебе ничего не грозит. Прекрасная жизнь.

У меня была такая жизнь. Но рано или поздно природа берет свое. Если тебе дано что-то делать что-то лучше всех, то рано или поздно ты начинаешь это делать. Ты начинаешь танцевать.

На секунду мое сердце замерло – вчерашнего художника не было на месте. Но тут же я заметил, что он беседует со своим коллегой, жестикулируя и о чем-то с ним споря. Если он так и будет продолжать жестикулировать, то скоро полетит, подумал я. Остановившись у его «рабочего места», я стал его ожидать.

Через пару минут его коллега указал на меня, и художник обернулся в мою сторону. Узнал меня, поморщился. Но все же подошел.

– А ты смелый парень, – сказал он вместо приветствия. – Я бы на твоем месте побоялся приходить. Вдруг я тебя узнаю?

– И как, узнал? – поинтересовался я.

– Узнал. Копирин Евгений, верно?

– Допустим, – меня охватила тревога. Откуда он знал мое имя и фамилию?

– Ну вот и допустили. Портреты-то твои все еще висят. Ты хоть в курсе, что ты в розыске?

Все стало на свои места. Меня ведь ищут, подозревая в… похищении Анжелы. Интересно, смогли бы они поймать настоящего виновника ее исчезновения. Хотя слова «наша милиция» и «поймать настоящего виновника» слабо увязываются между собой.

– Да ты не боись, а то затих. Я тебя не сдал, – внезапно улыбнулся художник. – Своих мы не сдаем. Я же вижу, что ты свой.

Я улыбнулся в ответ. Да, теперь ведь я действительно для них свой. Они делали то, для чего родились. И я сейчас делал то же самое.

– Я принес тебе все, что ты просил.

… И вот я дома. Может, это и не было моим домом, но я живу не там, где прописан. Теперь я живу там, где ночую. Точнее, живу там, где рисую. Я достал холст, установил его и достал краски. Ну как сказать… ничего особенного, цвета как цвета. Но от этих цветов зависело все живое на земле. От них зависела судьба времени.

На улице стоял день, 9 июня. До встречи с Садовником мне оставалось четыре дня. Я понимал, что мне даже нельзя думать о том, что я вместо него собираюсь рисовать графа Ночь. Иначе он догадается, и все пойдет прахом. Вот я и не думал.

Я рисовал графа. Долго думал, с чего бы его лучше начать. Может, со зрачков, лунных зрачков. Или огромной головы, словно каменный валун свисающей прямо надо мной?

«Время, время, что такое время?», – напевал я мною же выдуманную песенку. Какое бывает время? Великое, могучее, быстрое, тягучее… Впрочем, очень скоро я перестал искать ответ во внешних источниках. Когда-то таким источником была школа, и там мне втолковали, что время бывает прошлое, будущее и настоящее. Вот и все, и не надо ничего выдумывать. Рисуй себе, да и все.

Я все-таки начал с ног. И когда пришла ночь, пришел Ночь. Никаких каламбуров – ветер зашумел, листья посыпались, и дверь моего балкончика на восьмом этаже открылась. Я тут же опустил голову и не стал ее поднимать до тех пор, пока он не ушел. И лишь после этого я продолжил рисовать до самого утра. Потом просто заснул. Взял да и вырубился, и мирно проспал до самого вечера.