Кладезь безумия

Самая главная из этих историй была отвратительна. Он не скрывал своих планов, он так и говорил:

– Индейцы Майя все уже просчитали. Они не будут продлевать календарь дальше, чем 21 декабря 2012 года. А твой дорогой и любимый Женя расскажет мне, что они там задумали, чтобы это предотвратить. Иначе ты останешься здесь навсегда, моя дорогая леди.

– Я не твоя и не дорогая, – с презрением ответила я.

– Возможно, и не моя, – не стал отрицать Садовник. – Но то, что дорогая, это факт. Сейчас твоя жизнь уравнивает на весах жизнь пяти… нет, даже шести миллиардов людей. Ну не дорогуша разве, а?

Впрочем, надолго его не хватало, он видел, что я не реагирую на его бахвальские речи, и удалялся в небытие. Но восьмого июня, ровно в полдень он пришел, взял меня за руку и перевел через дорогу. Мы открыли двери дома, но это был не мой дом. Мы вышли из этой двери в парк Пушкина, а когда я оглянулась, дверь уже исчезла. Повернувшись обратно, я увидела Женю.

Бедный мой, милый, дорогой Женечка! Как же он любил меня, что согласился на все требования этого чудовища. Он отказался рисовать Бога и согласился рисовать Дьявола. И все это ради того, чтобы спасти меня. И ведь предал он не абстрактного Бога, о котором где-то в каких-то церквях проповедуют. Он видел его лично – и он предал его.

– Ты предал мир, и ты предатель, – сказала я ему на прощание. – Я тебя ненавижу. Но ты предал его ради меня, и я тебя люблю. Береги себя – и до скорой встречи.

– Я прям щаз заплачу, – сказал тогда Садовник, и взял меня за руку. Откуда ни возьмись, перед нами возникла дверь, и этот демон мгновенно переместил меня за ее пределы. Мы снова перешли через дорогу, и я снова оказалась в том самом доме.

После этого прошло пять долгих дней. Я с ужасом ожидала часа рисования его портрета. Не то, чтобы я сомневалась в таланте Жени – нет-нет, совсем наоборот. Я хорошо его знала. И вот именно потому, что я хорошо его знала, я увидела в его глазах что-то такое, что не заметил Садовник. Он заподозрил Женю во лжи, но мой мужчина развеял все его сомнения. Но на одно мгновение, когда Садовник поднял голову к небу, лицо Жени на мгновение изменилось. И в ту же секунду я поняла. Все – ложь. Все от начала до конца. Он задумал что-то свое. Что-то грандиозное, роскошное и решающее.

Тогда я и назвала его предателем. Садовник не должен был догадаться о чем-либо. Он и не догадался. По крайней мере, эту свою часть Великого Проекта я выполнила. Не знаю, что означает Великий Проект, но Садовник его постоянно высмеивал и, похоже, опасался. Значит, это было что-то хорошее.

Пять дней тянулись, словно старая жевачка, прилипшая к босоножкам. Но когда-то и она отлипает. Вот и срок, назначенный до 13 июня, в конце концов истек. В этот день я проснулась рано, уселась у окна и просто стала ждать.

Он явился ближе к часу дня – точнее, тринадцати ноль-ноль. Дверь распахнулась, и явился он. Я поначалу просто опешила – на секунду я забыла, кто передо мной стоит на самом деле, и увидела моложавого франта, одетого в элегантный фрак, белую рубашку с закрытым воротничком и длинный черный плащ. Мой посетитель снял цилиндр и отвесил легкий поклон.

– Пройдемте, сударыня, – в его хриплом голосе не могла не просквозить насмешка. – Не откажите имениннику в маленькой радости – сопровождать его на открытый сеанс высоких искусств.

Как же я его ненавидела в этот момент. Мне пришло в голову, что это ведь из-за него нам приходится рожать в тяжких муках. И самое противное, что он знал, что я его ненавидела, знал, что я ничего не могу с этим поделать – и наслаждался этим. Князь Тьмы, одним словом.

И вот этот Князь любезно ведет меня за руку через дорогу, открывает передо мной двери дома – и мы вновь оказываемся в парке Пушкина. Меня тут же заключил в свои объятия роскошный июньский воздух. Мы находились на полянке, а не на аллейке со скамейками, и людей здесь не было. К тому же, сегодня вторник, рабочий день – кому взбредет в голову гулять? Так что людей здесь практически не было.

Кроме одного.

Как же он похудел и осунулся за эти пять дней! Его лоб прорезали новые морщинки, лицо заросло щетиной, а глаза выглядели уставшими и печальными. Бедный мой, любимый! Что же ты задумал-то, а? Я бы отдала все на свете, чтобы только узнать, что ты задумал – чтобы помочь тебе. Но все, что я могла делать – это только выжидать и действовать по ситуации.

– Привет, любимая, – сказал мне Женя и улыбнулся. Я улыбнулась в ответ.

– Приветствую и тебя, Черный Шут. С Днем именин, – в ироничном поклоне отсалютовал художник моему спутнику. Он сегодня был художником – в руке он держал палитру с кисточкой, а прямо перед ним, на треногой подставке или как он там у них называется, стоял холст. Конечно, я его не видела, а видела лишь «заднюю стенку», но я не настолько уж глупа в художестве, чтобы не разобраться в процессе. Насколько я поняла, Жене было принципиально важно, чтобы Садовник не видел сам процесс рисования. Понимал это и Садовник.