Кладовая солнца. Повести, рассказы

Роль спасителя писатель доверит тоскующей по хозяину собаке. Ее хозяин Антипыч, старый лесник, выступает как обобщенный образ человека, «хозяина» с множеством лиц. Если у Метерлинка старшее поколение представлял дровосек, потребитель природных богатств, то у Пришвина – лесник, их защитник, человек, отдавший жизнь заботе о природе и потому по праву носящий имя Хозяина. В смысловом центре «Кладовой солнца» – разговор о правде. Балагурство Антипыча, рассуждающего о правде в ситуации отнюдь не пафосной (его просят «по правде» сказать, сколько ему лет), не исключает ни серьезности вопроса, ни евангельских ассоциаций. «Что есть правда, какая она, где живет и как ее найти?» – этот вопрос синонимичен вопросу об истине, который задает Пилат Христу. Отказ от прямого ответа – тоже в евангельских традициях. Истина не интеллектуальна, не статична, а динамична, она не дается, а обретается. Потому Антипыч отправляет своих собеседников искать ее и обещает лишь перед смертью перешепнуть ведомую ему правду своей собаке. Прозвучит «слово правды» только в финале. Но само поведение Травки говорит о том, что ее правда, от Антипыча в наследство доставшаяся, – в служении другому. Служении добровольном, по зову любви. Для Травки Антипыч не умирает, она тоскует и молится о Хозяине. И ее молитва услышана: в лице осиротевших и заблудившихся детей она обретет хозяев-спасителей, но прежде станет спасительницей сама.

Встреча с ней проявляет в героях лучшее и помогает вернуть утраченную человечность. Истина явлена не в слове, а в действии. Настя, чуть не потерявшая человеческий облик от жадности, увидев Травку, тут же захочет накормить ее. А щедрость вознаграждается непредсказуемо и сторицей: начав для нового хозяина-хозяйки гон зайца, собака встретит Митрашу и поможет ему выбраться из болота. Мальчик, как и Настя, осознает и искупает свою вину. Попав в елань из-за самонадеянности и безрассудства, теперь он все рассчитал, и в расчетах его была не только мысль о том, как спасти себя, опираясь на силу собаки, но боязнь погубить свою спасительницу. Последние солнечные лучи, пробиваясь сквозь мрак, освещают раскаявшихся в алчности и гордыне героев. Собака не только поможет каждому – благодаря ей дети воссоединятся и вместе с новым другом на рассвете вернутся в мир людей. Путь детей за клюквой перерастает в путь за смыслом жизни, навстречу сохраненной Травкой «правде Антипыча», суровой «правде борьбы людей за любовь». И потому неудивительно, что вместе человек и собака смогли одолеть волка, зверя, так ярко воплотившего у Пришвина хищный принцип жизни для себя. А небывалый урожай клюквы, собранной на Блудовом болоте, будет отдан больным детям.

Как же удается Пришвину сделать христианские истины не просто органичной частью повествования о жизни советских детей, но и выиграть объявленный Министерством просвещения РСФСР конкурс на лучшую детскую книгу? Почему советская цензура, не раз отказывавшая Пришвину в публикации, не восприняла этот текст как идеологически чуждый? Очевидно, потому что Пришвин, как мудрый старик Антипыч из его сказки, прибегает к ироничному иносказанию, отправляя читателя в путь за истинным смыслом своего повествования, расставляя на этом пути вехи-подсказки.

Первой из них станет оксюморонное жанровое определение, включенное в композицию: сказка-быль. «Быль» – это реальная основа, увлекательный рассказ о приключениях сирот в опасном лесу. В «были» есть все, что соответствует требованиям соцреализма. Есть героические советские дети, не просто сами выживающие во время войны, но помогающие другим, участвующие в общественной жизни и работах. Есть гордость за советских геологов, разведчиков богатства недр нашей земли, есть прославление щедрости родной природы. Но неожиданно социальный оптимизм, актуальный для соцреализма, совпадает с извечным сказочным законом торжества добра. Сказка оказывается «упакована» в быль; реальность советского времени окружает ее, оставляя центральному повествованию возможность существовать в универсальном, характерном для сказки и притчи общечеловеческом измерении.