Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

На самом деле, позволено было лишь Одному, и я снова начинаю верить, что взять на себя и понести за всех нас мог только Он. «Вы не поднимете, побоитесь, — всякий раз отвечает Он на наш скулеж. — Да и не нужно. Я уже все за вас сделал»[725].

Здесь мы видим два взаимосвязанных, но четко различающихся пункта: во-первых, Льюис приходит к осознанию, что сколь бы ни велика была его любовь к жене, у этой любви есть пределы. Любовь к себе не покинет его душу и тем самым ограничена и его готовность принять на себя страдание близкого человека. Во-вторых, Льюис продвигается не столько к пониманию кеносиса, самоотречения Бога (эта богословская идея уже присутствует и в более ранних его работах), сколько к пониманию экзистенциальной значимости кеносиса для проблемы человеческого страдания. Бог мог принять страдание. И он это сделал. Жертва Христа дает нам возможность в свой черед принять сомнения и риски веры, зная, что исход нам гарантирован. «Исследуя скорбь» — история испытания и вызревания веры, а не только ее восстановления, — и уж конечно, это не история утраты веры.

Почему Льюиса так сильно потрясла смерть Джой? Здесь сказался целый ряд причин. Сколь бы сомнительно ни было начало их отношений, Дэвидмен стала возлюбленной Льюиса и его задушевным, интеллектуально равным другом, благодаря ее поддержке он сохранял желание и мотивацию писать. Она играла — а точнее, ей было позволено играть — уникальную роль среди окружавших Льюиса женщин. Это была тяжелая утрата.

Но в конце концов буря утихла, и в построенный Льюисом дом веры перестали бить волны. Это был яростный шторм, предельно суровое испытание. Но итогом вновь оказалась вера, которая, словно золото, лишь ярче сияла, пройдя сквозь огонь в тигле.

Ухудшение здоровья. 1961–1962

Вера Льюиса уцелела, возможно, стала даже крепче. Но о его здоровье этого никак нельзя было сказать. В июне 1961 года Льюис провел в Оксфорде два дня с другом детства Артуром Гривзом. Это были, утверждал он, «счастливейшие дни». Однако в письме Льюиса с благодарностью Гривзу за этот визит обнаруживается и грустный намек: Льюис сообщает другу, что ему предстоит вскоре операция в связи с увеличением простаты[726]. Едва ли эта новость застала Гривза врасплох. Он и сам во время визита отмечал, что Льюис «выглядел очень скверно». С ним явно что-то было не так.

Операция намечалась на 2 июля в больнице Экланд, частном медицинском заведении вне системы национального здравоохранения. Больница располагалась в центре Оксфорда. Врачам почти сразу стало ясно, что оперировать они не смогут: и почки, и сердце пациента работали слишком плохо. Льюис был неоперабелен. Его состояние можно было контролировать, но вылечить его было невозможно. Под конец лета Льюису сделалось так плохо, что он не смог вернуться в Кембридж, чтобы читать лекции в Михайлов семестр 1961 года.

Узнав, что жить ему осталось недолго, Льюис составил завещание. Этот документ, датированный 2 ноября 1961 года, назначал душеприказчиками Оуэна Барфилда и Сесила Харвуда[727]. Льюис завещал все свои книги и рукописи брату, и ему же доходы от публикаций до конца жизни. Все, что останется после смерти Уорни, должно было перейти двум пасынкам Льюиса. Вопрос об авторских правах в завещании не затрагивался: Уорни получал доход от изданий, но не имел юридического права распоряжаться текстами.

Льюис также назначил четырем наследникам выплаты по 100 фунтов в случае, если на его счету в банке окажется на момент смерти достаточная сумма. Эти четверо — Морин Блейк и трое крестников, Лоренс Харвуд, Люси Барфилд и Сара Нейлан[728]. Вскоре Льюис, по-видимому, осознал, что нужен какой-то знак внимания и по отношению к тем, кто верно служил ему в Килнсе, и 10 декабря 1961 года сделал приписку к завещанию, согласно которой садовнику и помощнику по дому Фреду Паксфорду также причиталось сто фунтов, а экономке Молли Миллер — пятьдесят.

Эти суммы кажутся мизерными, учитывая, что по аудиту наследство Льюиса 1 апреля 1961 было оценено в 55 869 фунтов, налог на наследство — 12 828. Но Льюис плохо себе представлял состояние своих финансовых дел, и его постоянно тревожили требования налоговой инспекции; ему казалось, что так и до банкротства недалеко. Завещание Льюиса обнаруживает и беспокойство о том, как следует поступить, если налог на наследство превысит финансовые возможности наследников.

Поначалу он надеялся вернуться к обязанностям лектора в Магдален-колледж в следующем семестре, с января 1962 года. Но проходили месяцы, и Льюис видел, что ему это не по силам. Он написал студенту, которым должен был руководить, извинился за вынужденное отсутствие также и весной 1962 года и пояснил ситуацию: