Здесь было светло. Во всяком случае, света хватало, чтобы различить каждую морщинку на знакомом лице. Семен поразился, как это лицо напоминает сразу стольких людей: отца, деда, первую школьную учительницу, погибшего тренера-корейца и друга — Юрку, а также шефа, старика повара из экспедиции, библиотекаршу из заполярного поселка и еще очень-очень многих из этого и того миров. «Как же я этого раньше не замечал?! — удивился Семен. — И почему так ярко горит светильник, если в нем нет жира?» Впрочем, эти вопросы не казались настолько важными, чтобы задавать их вслух.
Старик сидел, скрестив ноги. В руке он держал длинную заостренную палочку, но песок перед ним был чист и ровен. Семен понимающе кивнул и опустился на корточки:
— Это потому, что ты неживой?
— Живой.
— Ну да, конечно, только не в Среднем мире.
— В Среднем мире, — улыбнулся в ответ Художник.
— Ты даже не представляешь, как я этому рад! Словно гора с плеч! Значит, ты знаешь, что этот мир изменился?
— Не изменился.
— Ничего себе! Где-то, наверное, тает ледник, летом стоит жара, зимой — морозы, снег иногда по пояс! Разве такое когда-нибудь было?!
— Было.
— Не понял?! Впрочем, если взять другой масштаб времени… — чуть призадумался Семен. — Да, в истории моего мира такие потепления-межледниковья были не раз. Здесь, наверное, тоже. И никаких глобальных вымираний не случалось. А вот десять — двенадцать тысяч лет назад у нас — в обычном межледниковье — произошла какая-то катастрофа, и мамонтовая фауна начала стремительно исчезать. Теперь-то я понял, что это устроили инопланетные нелюди.
— Люди, — качнул головой старик.
— Это они-то — люди?! — вскинулся было Семен, но сразу же понял, что старик имеет в виду другое. — Да, ты опять прав. Инопланетяне не сделали ничего такого, чего бы не могло случиться и без них. Знаешь, на что это похоже? На искушение и грехопадение первочеловека, описанное в Библии. Человек изначально был един с окружающим миром, полностью зависел от него. Люди вели себя как обычные верховные хищники — умирали от голода, когда добычи становилось мало, и множились при изобилии. В моем мире в начале последнего межледниковья эта связь была разорвана. Мамонтовая фауна переживала кризис, но люди не уменьшили давление на нее, а, наоборот, увеличили. В результате началась стремительная деградация популяций крупных животных и ландшафтов. Только люди вывернулись — освоили новые орудия, стали употреблять в пищу то, чего раньше не ели, а потом и вовсе перешли к земледелию и скотоводству. Бурное увеличение численности в условиях кризиса экосистем сделало людей хозяевами планеты. За это они заплатили необходимостью тяжко трудиться.
— Трудиться?
— Ага. Даже не знаю, как и объяснить…
— Не объяснить.
— Да, пожалуй. Труд — это уже не «магия» чего-то, не «бег по степи навстречу рассвету», это уже наказание. Он лишает человека радости пребывания в Среднем мире и заставляет мечтать о счастливом посмертии. Во что превратился такой же вот мир в моем будущем, тебе даже не представить!
— Представить, — пожал плечами старик и показал движением глаз вниз. Семен посмотрел на выровненную песчаную площадку перед ним и содрогнулся: классический рисунок советского дошкольника — танк со звездой, летящие самолеты и кривая надпись печатными буквами «МИРУ — МИР».
— Не надо! — он торопливо разровнял песок ладонью. — У нас многие считают, что человек сам разграбил планету в период последнего межледниковья. Потом на ней завелись танки, а мамонт не сохранился.
— Мамонт сохранит.
— Да, я понимаю, что для людей пяти племен мамонт — это воплощение Бога Творца, — начал было Семен, — но…
Это было как вспышка, как озарение: «Ведь и слышал такое, и читал не раз, просто никогда не задумывался об этом! Саванна, даже северная, гораздо продуктивнее любой тайги или тундры, ее животный мир во много раз богаче и разнообразнее, чем любой лес, даже влажный экваториальный. Саванна в Африке существует благодаря слонам — они выедают молодой подрост деревьев и удобряют почву, на которой вырастает трава, питающая множество копытных. На несоизмеримо большем пространстве Евразии и Америки такую обстановку поддерживали мамонты — только в Сибири их, говорят, жило около 200 миллионов. Человек помог им вымереть в трудный момент истории и теперь считает уссурийскую тайгу чуть ли не чудом биоразнообразия. Получается, что вера лоуринов (или интуитивное знание?) удивительно точно смыкается с научными представлениями начала XXI века: мамонт действительно сохранит, если… сохранится сам».
— Это так, жрец. Но позапрошлой зимой мамонты гибли тысячами, прошлой — меньше, но все равно много. При этом, наверное, в степи есть много племен, которые как били мамонтов, так и продолжают бить. Кто сохранит их, если в их божественность верят лишь лоурины?
— Лоурины.
— Это — наша миссия теперь, наше служение?
— Служение.
— Что ж, неразграбленный мир… достойная цель!