Клан Сопрано

С момента ранения беспокойство Тони становится более ощутимым. Он излучает печаль, и в повседневной жизни больше не способен скрывать это. Он говорит то, что приходит ему в голову, — импульсивно предлагая политически нереальную тактику, проигрывая огромные суммы на глазах у подчиненных, вызывая везде, куда бы он ни шел, недоуменные взгляды и шепотки: «Да что это, мать твою, с Тони?» Он ведет себя как человек, которому не нравится быть боссом мафии, как не нравится и все с этим связанное; кажется, будто он хочет выйти из бизнеса. Но он знает, что уйти не может, а потому бессознательно выражает свое желание, делая и говоря то, что раскачивает его привычную жизнью[419].

Вот почему работает всепоглощающая (и ранее остававшаяся незамеченной) зависимость Тони от азартных игр, которая является чем-то большим, чем обычный прием показа кризиса героя в телесериалах. Если персонаж нарисован убедительно, то детали его деструктивного компульсивного поведения не имеют значения; важно, что это совпадает с уже известными нам сведениями о герое и о том, что доводит его до критической точки в сюжетной линии. Здесь присутствует и то, и другое. У Тони масса проблем — брак, отцовский авторитет, отношения со своей командой и приятелями (включая Хэша Рабкина, его главного кредитора), а также с боссами дружественных организаций (например, с известным нам Филом Леотардо, который официально принимает трон Нью-Йорка на вечеринке, где ему поет серенады не кто иная, как Нэнси Синатра). Кажется, Тони во всем этом запутался.

Позже в эпизоде мы видим очень быструю смену кадров между двумя сценами — одна представляет собой самую отвратительную (и в конечно итоге самую душераздирающую) ссору с Кармелой, другая — поворотный момент в побочной сюжетной линии, где Вито Спатафоре Младший (Брэндон Хэннан), позиционирующий себя как гот, крайне проблемный сын убитого гангстера-гея, отвечает на оскорбления ребят в школьной душевой тем, что испражняется там. В основе сцены Тони-Кармела лежит более ранняя приглушенная ссора, которая произошла во время празднования успешной продажи дома (на самом деле лишь отчасти успешной, так как она сумела избавиться от строения, продав его кузену Брайану и его беременной жене). Тони предлагает большую часть полученной прибыли поставить на, как он говорит, «верное дело». Затем мы видим одетого в халат Тони, обвиняющего Карм в безжалостности и лицемерии, о чем она уже не раз слышала и о чем решила не думать (так же как Тони до недавнего времени не хотел зацикливаться на различных грехах, совершенных им ради увеличения состояния Сопрано). «Дело в том, что ты сраная бизнесменша, построившая свой сраный дом, который в любой день может рухнуть и прибить гребаного, еще не рожденного ребенка! — орет Тони и добавляет: — Теперь не будешь спокойно спать!» Кармела швыряет в него вазу и идет наверх; общий план — Тони выходит на задний двор, оставляя осколки вазы лежать на полу в прихожей.

Потом переход сцены: мы видим, как в школьной душевой гомофобы дразнят Вито Младшего. Смесь равнодушия (да пошли вы все на…), притворного увлечения готами и нездоровой ранимости читается на лице парня — если не скрытного, то слишком чувствительного подростка для школьного мачо-зоопарка. Его психические отклонения спровоцированы смертью отца, убитого не за то, что он сделал, а за то, кем он был. В ответ на продолжающее осквернение памяти отца такими же отморозками, как те, которые виновны в его смерти, парень смело смотрит в лицо своим мучителем, испражняется на их глазах и размазывает фекалии голой ногой. Это социальный терроризм — визуальное и обонятельное оскорбление находящихся в помещении, что могло совершить лишь человеческое существо, которое не способно понять и тем более определить источник своего несчастья, но которое решило: если нельзя улучшить или разрушить свою окружающую среду, то нужно испортить ее.

Это поступок подростка, который так сильно ненавидит себя и всех остальных, что просто хочет выйти из ситуации, не особенно задумываясь как. Конечно, ребенок не ожидал, что посреди ночи его выдернут из постели бесцеремонные работники молодежного лагеря в Айдахо — самая тревожная во всем сериале сцена, несмотря на отсутствие в ней кровопролития, так как она синхронизируется с ситуацией в предыдущем эпизоде — рассказе о том, как отец Тони, Джонни Бой, приказал сыну совершить первое убийство в 1982 году. В обоих случаях (Джонни Бой толкает сына на порочную жизнь, полную насилия, которой он мог бы избежать, если бы его не принуждали; и Вито Младшего увозят (по приказу матери и предложению Тони) в лагерь для промывки мозгов, задачи которого насильно превратить его в того человека, которого хотели бы в нем видеть окружающие) мы видим потенциально свободную и уникальную душу, озверевшую от самой жизни, а затем перепрограммированную на принятие этой жизни и следование примеру своих мучителей. (Мари Спатафоре предлагала подобный способ действия несколько эпизодов назад, советуя мужу-гею подумать о конверсионной терапии.)