Читаем Клан Сопрано полностью

А: Первый сезон заканчивается вселенским ливнем. Все собираются в «Везувии». И потом почти каждый сезон заканчивается тем, что семья собирается вместе за ужином — вплоть до последней сцены сериала. Когда вы это в первый раз сделали, то посмотрели и сказали: «Отличный способ соединять все воедино»? Или просто так получалось?

Д: Так получалось. Мне это кажется правильным, пища очень важна для итальянцев как субкультура.

В моей семье все хорошо готовили. Мать отца — очень хорошо. Моя мать — так, нормально. Некоторые блюда хорошо делала. Отец хорошо готовил. У меня еще две тетушки было (так-то у меня тетушек, наверное, человек пятнадцать) — вот они примерно между отцом и матерью. Три или четыре тетки прямо отличными поварами были. И каждая из женщин сплетничала по поводу другой. Тетя Эди по каким-то своим соображениям клала сахар в мясную подливку, а моя мать и ее сестры смеялись над этим у нее за спиной, прямо серьезное дело развели: «Ты можешь себе представить — сахар туда кладет!»

А: Вы тогда уже знали (ведь до третьего сезона это никак не проявлялось), что мясо — один из провокаторов панических атак у Тони?

Д: Понятия не имел.

А: А Джимми Альтиери тоже был крысой, или Маказиан просто перепутал этих двух толстых брюнетов?

Д: Он был крысой.

М: А снимая первый сезон, вы знали, что Пусси был крысой?

Д: Нет. Я не думал, что мы вернемся к этому во втором сезоне, и поэтому был к этому не готов.

М: То есть это было так: «О, у нас уже была крыса в сериале, и мы ее убили, почему бы нас не найти еще одну крысу?»

Д: Я так не думаю. Некоторое время спустя нам сказали, что эти парни друг на друга стучат — все время.

Случилось так, что в серии номер одиннадцать Пусси исчез. А сезон закончился на тринадцатой. Я был в отпуске, вернулся и узнал, что сериал очень нравится, но неизвестно, будут ли его продолжать. И все говорили: «Где Пусси?» Я подумал: «И что дальше?» Нам нужно было обосновать, где он был, а затем мы заинтересовались таким феноменом, как Стокгольмский синдром, и Пусси начал работать на ФБР под влиянием всех этих вещей. И это стало дополнением к истории Ричи.

А: Арти Букко занимает уникальное место в сериале. Он не принадлежит к мафии. Иногда у него возникает искушение войти в организацию, но он либо сам противостоит ему, либо Шармейн не велит ему это делать. Однако он вырос с этими парнями, а его дети и дети Тони и Сильвио ходят в одну и ту же школу. Насколько это важно, чтобы такого рода герою отводилось значительное место в сериале?

Д: Это неважно. Мы просто его любим.

М: Героя или актера?

Д: Обоих, но герой нам очень нравится. Джонни [Вентимилья] был великолепен. Когда он выражал эмоции, хитрил, плакал, он был великолепен. Этот персонаж совсем не является необходимым. Можно было спокойно сделать сериал и без него. А вот, к примеру, без Ливии было не обойтись.

А: Какой процент в сериале персонажей, которые появляются только потому, что вам нравится герой или актер, а не потому, что они важны?

Д: Большой. Как актеры они все были очень хороши. Любой сценарист испытывает такие чувства: мы любим писать истории под таких персонажей.

<p>Часть вторая. «Я никогда не знал, возвращаемся мы или нет»</p>

Дженис, Ричи, Фьюрио, Италия, возобновление, маляры.

Мэтт: Вы начали с того, что не знали, будут ли делать пилот, не знали, будут ли что-то выбирать и позволят ли вам снимать весь сезон… А получили самый крутой сериал на телевидении. Серьезное изменение в судьбе.

Алан: Газета «Нью-Йорк Таймс» писала: «Возможно, это величайшее произведение американской поп-культуры за последнюю четверть столетия»[439].

Дэвид: Совершенно верно. Обалдеть можно.

М: Журналист из «Нью-Йорк пост» Джек Ньюфилд провел с вами беседу[440]. Я помню, подумал: «О, все официально, Дэвид Чейз — важная персона». Словно интервью в «Эсквайре» (Esquire) с Френсисом Фордом Копполой [американский режиссер и сценарист, снял трилогию «Крестный отец» — Прим. пер.] в 1979.

Д: Я помню это интервью с Джеком Ньюфилдом. Да, это был настоящий толчок, и я задумался о том, чтобы делать серьезное телевидение. И как раз тогда я пришел к мысли, что нужно уходить, — шел последний сезон, с меня довольно.

А: Каждый год, когда заканчивался очередной сезон, зрители задавались вопросом, когда сериал закончится. Вы знали, когда закончите сериал?

Д: Я понимал, что сериал сейчас снимается точно так, как я хотел, и хорошо бы его закончить.

А: Если бы сериал закончился четвертым сезоном, когда Тони и Кармела разошлись, и последним кадром был бы Малыш Поли, оглушающий адвоката записями Дина Мартина, вы бы были этим довольны?

Д: Да. Отличный финал, правда.

А: Кроме того, что Большой Пусси стал предателем, еще одна сюжетная идея — это Дженис и Ричи. Откуда взялись эти персонажи, и рассматривали на них кого-то другого, кроме Аиды и Дэвида?

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука