Читаем Клан Сопрано полностью

Д: Ну да, что-то вроде. Я всегда чувствовал какую-то связь с Дэвидом Линчем [американский режиссер, актер, художник, музыкант, фотограф — Прим. пер.] — мы родились с разницей в полгода. И это давало мне возможность думать: «Кто-то понимает меня» или «Я понимаю это». Я понимаю, чем он восхищается.

А: Итак, вы закончили пилот. В этот момент вы не хотели, чтобы его на HBO взяли, так? Вы просто хотели, чтобы его показали, можно было собрать немного денег и закончить его как фильм?

Д: Да.

А: А что бы было во второй половине фильма? Там еще более двенадцати часов сюжета, которые в конечном итоге показали по телевидению.

Д: Была бы пара или больше случаев насилия. И возможно, в фильме не было бы так много семьи — детей и Кармелы.

М: А включили бы сцену, где Тони прижимает подушку к лицу матери?

Д: Нет. Думая об этом, я никогда так далеко не заходил. В первоначальной истории, в версии Энн Бэнкрофт — Де Ниро, он подходит к ней и душит ее. Но Нэнси сказала мне в конце сезона: «Дэвид, просто дай мне поработать». В тот момент она уже была дольно серьезно больна, но играла так хорошо, что я не мог убить Ливию, а потому мы придумали целую историю, где она остается жива.

А: Прошел год с того, как запустили пилот, и до того, как начали снимать эпизод два. Здесь уже история Роберта Айлера, и новая мясная лавка, и новый отец Фил…

Д: И роль Сильвио. Его в пилоте не было!

А: В тот год вы думали, глядя на пилот: «Нам следует продолжать в том же духе», — или «Нужно корректировать»?

Д: Мы должны были обдумать, с какой регулярностью будут выходить серии, как сделать это с экономической точки зрения, кто реально хорошо показал себя в пилоте. Почти все сработали очень хорошо.

М: Позволяли ли вы актерам менять или добавлять слова?

Д: Нет.

М: Никогда ничего не позволяли?

Д: Пару раз позволял, но немного и ближе к концу. Я чувствовал: если актеры начнут менять слова, то дело у нас не пойдет. Эти ребята так жаждали стоять перед камерой и говорить друг другу, что нужно делать, — особенно все ребята из команды Тони. Тони Сирико был все время режиссером на полставки. «Стой, стой, стой вот здесь! Иди сюда со мной!» [Смеется.]

А: Сны явно являются большой частью сериала, хотя некоторые люди не хотели, чтобы так было. Когда вы впервые начали вводить их, у вас были определенные стилистические правила или идеи?

Д: Были, и я уверен, что мы уже об этом говорили: никакой движущейся камеры. Совсем недавно я прочитал, что было два правила, но я забыл какие.

М: Почему никакой движущейся камеры?

Д: Потому что, если ты приближаешь ее к кому-то, значит, это важно, — особенно на телевидении.

Поэтому и музыкальных тем не было в кабинете психолога, ведь в обычном телесериале, когда пациент начинает раскрывать душу, камера медленно надвигается, и вы слышите синтезатор, так? Я такие вещи ненавижу. И я не хотел подчеркивать, что важно в сцене, а что не важно.

М: А у вас была какая-то реальная модель взаимоотношений Тони — Мелфи?

Д: Да, психолог, к которому я ходил в Лос-Анджелесе.

М: То есть их отношения похожи на ваши отношения с психологом?

Д: В чем-то похожи. Она, вероятно, уже умерла, а я ей не позвонил. Это было по большей части что-то вроде отношений с матерью. Она умела ободрить меня.

А: Мелфи делает примерно тоже с Тони, но в то же время пытается заставить его задуматься о своем поведении. Иногда она танцует вокруг него, а иногда может и спорить с ним.

Д: Тони порой ее обижает.

А: А как вы определяли, где она должна ему сказать: «То, что вы делаете, это плохо»?

Д: В некоторых моментах мне было трудно разграничивать в своем сознании Лоррейн Бракко и Мелфи. Если я чувствовал, что «Лоррейн это ненавидит», что-то из этого я привносил в Мелфи. Я старался так не делать, но мне это не всегда удавалось.

М: Это шло от знания Лоррейн как человека и ее системы ценностей?

Д: Да.

А: Давайте поговорим о «Колледже». В какой момент вы начали понимать, что Тони еще никого не убил?

Д: Когда писали пятый эпизод. Во время первоначального написания пилота я думал: «Сетевое телевидение не позволит тебе этого делать, поэтому не вводи никакие убийства, взрывы или что-то вроде. Просто пиши о гангстере». Затем, когда «Фокс» отклонил сценарий, я подумал: «Ты тупой засранец, люди ради этих вещей и смотрят».

М: «Меньше болтовни, больше драк».

Д: Точно!

А: Одной из причин, по которой это нас так потрясло, было то, что Фебби никак его не задевал, он был просто парнем, который жил своей жизнью.

Д: Это было намеренным. Телеканал не выражал недовольства по поводу эпизода, пока мы его не отсняли, потому что убийство вышло реально здорово. Не думаю, что многие телеактеры могли бы сыграть так, как удалось Джиму. У него слюни изо рта летели.

Когда представители HBO прочитали сценарий, они ничего такого не увидели. А вот когда они его увидели, что называется, воочию, то тогда вмешался Крис Олбрехт. Он сказал: «Надо с этим что-то делать». А я ответил: «Если он не убьет этого человека, то он слабак. Предателя и стукача нужно убить».

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука