Читаем Клан Сопрано полностью

А: Тони когда-нибудь возражал против тех историй, которые вы для него писали?

Д: Вы помните историю о трех часах?

А: Да, эпизод «Откуда в вечность», когда Кристофер лежит в госпитале.

Д: Он беспокоился о том, что волосы всклокочены. Он не хотел просыпаться с лохматой головой. Это был предел! [Смеется.]. Я думаю, Тони реально вырос. Думаю, он реально дорос до того, что хотел бы и не хотел бы делать. И я думаю, он дорос до многих вещей и в жизни, как до того, что происходило на съемках или в истории.

Что касается актерской игры, мне кажется, все для него было важно. Он не говорил, например: «Я не буду это делать» или: «Я не буду играть сцену с этим человеком». Он всегда был в работе.

А: Расскажите об актерском росте Роберта Айлера. Что было интересного в тех моментах жизни Эй Джи, которые вы нам показываете в двух последних сезонах?

Д: Он начал становиться мужчиной. Но людям не нравился этот парень, и я не знаю, почему. Он не был сильным тинэйджером, каких обычно сегодня показывают. Эй Джея ненавидели, а я думаю, что он на самом деле был хорошим, но запутавшимся молодым человеком.

А: Он прошел настоящую трансформацию, примеряя на себя разные образы и забывая о них. В каждом втором эпизоде перед нами новый Эй Джей. Это очень трудное время в его жизни.

Д: Подумайте о родителях ребенка, о его воспитании! У него отец — гангстер, страдающий депрессией! Что там говорить о ДНК! Я никогда не понимал, почему все так к нему относятся.

А: Думаю, людям не нравится, что он кажется слабым. Как мы уже говорили, была часть зрителей, которые любили Тони, и им нравилось смотреть, как он входит, дерется, скандалит, а у него сын, который выглядит запутавшимся и слабым.

Д: Я думаю, Энтони во многом похож на Тони. Если говорить о его слабости, то стоит вспомнить, что и сам Тони Сопрано — большой ребенок.

М: Когда он не получает то, что хочет, то он, как и его мать, предполагает самый худший вариант развития событий. Они оба идут обманным путем и тут же хватают желаемое.

Д: Как и его создатель, на самом деле. Я всегда думаю о худшем варианте развития событий. [Смеется.] Да-да!

А: Вернемся к монтажу «Семь душ». Он заканчивается Адрианой, появившейся в доме, строящемся на продажу. И, когда мы обсуждаем это, многие говорят: «Мы не видели ее смерти на камере! Может, она все же жива!» Было ли это навеяно…

Д: Тем, что люди отказываются верить в ее смерть? Нет.

А: У вас и раньше призраки навещали героев. Адриана приходит в самом начале сезона и затем еще раз, когда Розали и Кармела едут в Париж.

М: Она дважды навещает Кармелу. Это интересно. Кармела чувствует себя очень виноватой перед ней.

Д: Я думаю, Кармела должна на каком-то уровне знать, что сделал Тони.

М: Откуда возникла идея путешествия в Париж? Что вы этим хотели сказать?

Д: Мой самый любимый момент здесь, когда она видит Эйфелеву башню, это похоже на то, что видел [в коме] Тони. Буду честным, я обожаю этот момент. Почему она едет в Париж? Первоначально она собиралась в Рим. Думаю, что она хотела туда поехать с кем-то…

А: Возращение ко второму сезону[453].

Д: Она страдающий человек. Сколько было у Кармелы развлечений? Похоже, что поездка в Париж была чем-то, что она хотела бы сделать. Она встречается с людьми, которые понятия не имеют о том, кто такой Тони Сопрано, кто такая она; они не знают, где находится Нью-Джерси, не знают о мафии. Это совершенно другой мир.

М: Какую роль Париж сыграл в вашей жизни?

Д: Моя связь с Парижем началась с фильма «Касабланка» (Casablanca). Я, вероятно, увидел его впервые, когда мне было лет двадцать. До этого я мелодрамами не интересовался. Мать Дэнис была француженкой, и она очень хорошо говорила по-французски. Мы раньше все время ходили на французские фильмы — Клода Шаброля, Жан-Люка Годара, Франсуа Трюффо, вы знаете эти имена. Я просто люблю их фильмы. И эти ребята любили Париж, поэтому он так восхитительно выглядит у них.

Итак, в 1977 году мы впервые поехали в Париж, и, кроме того, мы оба в первый раз покинули нашу страну. И, когда я попал туда, то сказал себе: «Я уже был в этом месте. Я не знаю города, но я бывал здесь». Он напомнил мне Нью-Йорк, который совсем другой, за исключением чего-то отдаленно общего в архитектуре. Мы просто с ума от него сходили. Затем мы захотели купить дом во Франции, и люди спрашивали: «Почему не в Италии?». Я отвечал: «Мы больше любим Францию, мать моей жены была француженкой и бла-бла-бла».

Чувства Кармелы относительно Парижа — это мои чувства относительно Парижа. Для Кармелы это место с историей в две тысячи лет, — откровение, которое меняет ее. Путешествие расширяет наши горизонты. По этой причине Париж есть, или был, направлением номер один в мире. Я также чувствую, что это женский город.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука