Читаем Клан Сопрано полностью

Д: Из газет. В то время в Джерси было много медведей. Они залезали к людям в кладовки и в чуланы, и открывали холодильники! Потому мы поняли: «Нам надо это сделать!» [Смеется.]

В сериале много кадров природы — деревья, например, вот и медведь возник отсюда.

Для меня медведь — это о природе.

А: На «Выпуск-2004» вас вдохновила статья в «Стар-Леджер»?

Д: Да. В ней говорилось о большом количестве освободившихся из тюрьмы, о целой группе отсидевших большой срок мафиози, вернувшихся на улицу.

А: Одним из таких вновь прибывших персонажей был легендарный Фич Ла Манна. Почему вы решили, что Роберт Лоджа тот самый актер, который может воплотить его?

Д: Я помню один фильм с Джеком Николсоном — «Честь семьи Прицци» (Prizzi’s Honor). Николсон, что бы он ни делал, велик, но Лоджа был единственным, кто в этой картине реально проникся духом Италии. Я также помню Лоджу в сериале под названием «Кот» (T.H.E. Cat), когда я был ребенком, он там играл кота-грабителя, который тоже был причастен к криминалу! [Смеется.] И в свои четырнадцать или около того лет я считал, что он классный. И когда я работал с ним, он тоже был классным.

М: Почему вы отправили Фича снова в тюрьму, а не убили его?

Д: Для разнообразия.

М: У вас есть определенные эстетические принципы в вопросах насилия?

Д: Для этого сериала — да.

М: Можем подробнее поговорить? Я думаю, это важно, потому что вас обвиняли в том, что вы упиваетесь насилием, садизмом, жестокостью. А вы вдруг говорите, что все это в духе фильма «Три балбеса» (Three Stooges) или Лорела и Харди [американский комедийный дуэт — Прим. пер.]?

Д: Интересно, что вы об этом сказали, потому что я большой фанат Лорела и Харди. В Музее современного искусства проводили мероприятие по поводу «Клана Сопрано», Ларри Кардиш брал у меня интервью[449] и спросил, кто влияет на меня. Я ответил, что Лорел и Харди, и я думаю, что это до сих пор так! Терри Уинтер — один из «Трех балбесов». И Терри лучше всего удаются сцены насилия.

М: Даже эмоционально насыщенное насилие, которое не должно быть смешным, содержит элементы фарса, как, например, драка между Тони и Ральфи, закончившаяся смертью Ральфи. Использование сковородки и спрея от насекомых напоминало драку героев в мультике.

Д: Илен [Лэндресс], бывало, мне говорила, что мне следует снимать именно фарсы. Не знаю, почему они больше не востребованы.

М: Не могу отрицать, что многое в сценах насилия смешно.

Д: Как вам понравилась Лоррейн Калуццо, которая мечется по гостиной с полотенцем?

М: Для меня это уже слишком. Трудно сказать, почему, но слишком.

Д: Поэтому я вас и спрашиваю.

М: Может, потому, что я не считаю смешным унижение, мне кажется, что это и меня самого унижает. В то же время, когда Ричи Април сбивает машиной Бинзи, я не чувствую себя униженным.

А: Что касается Лоррейн Калуццо. Есть сцена на парковке у «Шей-Стадиум», когда Джонни жалуется Тони: «Ей только драки и убийства нужны, убийства и убийства». Все время ощущаются некоторые намеки на Линду Стэси, телевизионного критика из «Нью-Йорк пост», которая написала в обзоре в конце четвертого сезона, что ей не хватает насилия[450].

Д: Помню, что я страшно разозлился. Подумал, что это идиотский комментарий.

Дело в том, что до этого [Стэси] приходила пробоваться на роль. Она попробовалась, не получила роль, а затем выступила с этим негативом[451].

М: Я хочу вернуться к фарсу. Одни типы насилия на экране приемлемы, другие — нет; одни очень спорны и проблематичны, другие — нет. Почему?

Д: Точно не знаю. Все, что я знаю, так это то, что никто из нас не хочет видеть насилия над животными. Над собаками, кошками и так далее. Это за рамками.

М: Почему?

Д: Потому что они действительно невинные создания. Как младенцы.

А: Страданий некоторых героев мы не видим. Самый спорный и запоминающийся момент насилия в пятом сезоне остается за кадром: Адриана пытается уползти от Сильвио, он поднимает пистолет, и вы не видите ее смерти. Почему мы не видим, что с ней происходит, однако других подробностей такого рода для нас сериал не жалеет?

Д: Отчасти потому что мне нравилось, как она ползет по листьям, какой был звук. И осень казалась такой уютной. Вы не видите ее смерти по эстетическим причинам, мы довольствуемся звуком выстрелов. И затем, позже, когда Кармела и Тони сидят вместе в лесу, мы вспоминаем об этом моменте.

А: Вы ввели историю Адриана — ФБР в конце третьего сезона, и мы следили за ней весь четвертый сезон и большую часть пятого. Вы предполагали закончить эту историю ее смертью?

Д: Нет.

А: Когда вы поняли, что персонаж должен умереть?

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука