Читаем Клан Сопрано полностью

Когда Тони Би сидел в тюрьме или даже мечтал заниматься массажем, Тони мог блокировать воспоминания и чувство вины. Но когда Тони Би не только снова стал гангстером, но и оказался в центре нью-йоркской войны, Тони не смог избежать этих чувств, и они накрыли его. Вспомним сцену, когда он переживает очередную паническую атаку прямо в безопасном кабинете доктора Мелфи — как только они начинают обсуждать события того фатального вечера. Она впервые видит, что с ним происходит. Гандольфини, как всегда, бесподобен, играя уязвимого Тони, и нам легко поверить в колебания Лоррейн Бракко, которая показывает, как желание Мелфи помочь пациенту в критический момент борется с профессиональной увлеченностью наблюдения за переживанием, которое раньше она знала лишь по описаниям Тони. И хотя она проводит его через этот эксперимент, он не чувствует себя лучше. (Мелфи сравнивает этот сеанс с рождением ребенка, в то время как Тони настаивает: «Поверьте мне, то же самое, что срать».)

У Тони хотя бы есть профессионал, способный провести его через пугающие моменты. Кармела же большую часть серии ищет помощи, решая нанять адвоката по разводам, поскольку Тони после того, что случилось в конце вечеринки по поводу дня рождения ее отца, не предпринимает дальнейших шагов. Но она вдруг обнаруживает[332], что Тони последовал совету Алана Сапинсли из «Белых кепок» (встретиться со всеми известными адвокатами в этой местности, чтобы они не могли представлять Кармелу из-за конфликта интересов), а те немногие юристы, которые остались, слишком боятся босса Нью-Джерси. Это ужасно, намного хуже, чем осознание Кармелой (в серии «Воспитание чувств») того, что все самое худшее в ее жизни от Тони — тогда она хотя бы надеялась на получение справедливой доли после развода и на самостоятельную жизнь. Тони самодовольно празднует победу, отвечая на ее жалобы: «Ты что-то получишь только по причине, мать твою, моей доброты. И ты все это знала с самого начала». Он запер ее жизнь в ловушку, где она зависит от тех крох, которые он ей дает, от его настроения и недовольства. И она знает, что выхода нет.

Эпизод заканчивается тем, как Кармела смотрит на Тони, плавающего в бассейне во дворе дома, где он больше не живет, и слушает Медоу, которая рассказывает ей о том, что Финн сделал ей предложение. Кармела плачет не от радости, что дочь обручена с хорошим парнем, который совершенно не похож на Тони, а от отчаяния, что сама она до конца жизни будет расплачиваться за выбор такого мужа.

Перспективы Финна выглядят уныло. Как только возникает вопрос, он вдруг неожиданно для себя самого оказывается готовым войти именно в эту семью. Его предложение сделано прежде всего ради того, чтобы Медоу просто закрыла рот и прекратила говорить об этом чертовом чемодане. На самом деле Финну лучше было бы бежать от всех этих людей, чьи печальные истории заполняют все остальное пространство серии. Это, возможно, единственная характеристика, общая у Финна с Тони — импульсивным человеком, не строящим далеко идущие планы, способным в один момент исправить катастрофическую для брака оплошность, потратив небольшое состояние на подарки жене, на некоторые из них (такие, как, например, дом, который он в итоге так и не купил) требуется работать годы, даже десятилетия. Финн большую часть серии напуган тем, что Вито может сделать с ним. Официальное вступление в семью Тони — это легкий способ защитить себя на некоторое время: достаточно посмотреть, как Поли Уолнатс начинает обращаться с Финном, узнав, кто он такой. А вообще-то Финну следовало бы поговорить с будущей свекровью о том, что ты приобретаешь и чем рискуешь, если входишь в этот мир посредством брака.

Сезон 5 / Эпизод 10. «Холодная нарезка»

Сценаристы: Роберт Грин и Митчелл Берджесс

Режиссер: Майк Фиггес

На ферме

«Расскажите мне о норове Сопрано». — Мелфи


В эпизоде «Холодная нарезка» рассказывается много старых семейных историй, но самая убедительная — та, которой Кристофер делится с Адрианой, упаковывая вещи для поездки за пределы штата, на ферму дяди Пэта Бландетто (Фрэнк Альбанезе), где в течение многих лет лежали в земле останки Эмиля Колара и еще нескольких жертв Семьи[333]. Крис вспоминает лето, проведенное им на этой ферме, когда ему было одиннадцать лет, а обоим Тони по девятнадцать: в качестве «посвящения» они привязали его к дереву и оставили одного до трех ночи.

— Я обожал их обоих, особенно Тони Сопрано, — говорит он, жалуясь, что когда Тони был один, то он возился с младшим кузеном, но как только появлялся его ровесник Тони Би, так он сразу же начинал задаваться.

История опять возвращается к тому, на чем настаивал Тони в премьере пятого сезона, говоря доктору Мелфи, что есть два Тони: хороший, который появляется лишь когда он остается один с особыми людьми в его жизни, и плохой, слишком подверженный влиянию людей, о которых не стоило бы заботиться.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение