Попытки «осовременивания» клановых структур за счет их «облицовки» в либерально-демократические формы, привычные западному обывателю, проявляются и в казахстанском политическом процессе. В этом отношении показателен пример с кланом возглавляемым Акимом Атырауской области (2006–2012 гг.) Берге-ем Рыскалиевым, представителем рода шеркен, племенного объединения бастулы младшего жуза, скрывающимся от правосудия.
На пресс-конференции осенью 2019 г. политик и журналист Ермурат Бали, являвшийся ранее председателем общенациональной социал-демократической партии (ОСДП) «Акинат», заявил, что «настоящий хозяин этой политсилы – бывший аким Атырауской области, заочно осужденный в Казахстане и находящийся в бегах»[193]. Из выступления бывшего руководителя ОСДП стало понятным, что «спящая партия» стала предметом торга между опальным Б. Рыскалиевым и Н. Назарбаевым. В обмен на ее «забвение» и не распространение компромата на первое лицо государства беглому олигарху нелегально вернули часть активов, арестованных в стране. В этом же интервью политика говорилось и о случаях прямой торговли партиями как инструментом влияния кланов. «Сейчас меня обвиняют, что я получил $200 тысяч и собирался продавать партию. Это все чушь! В условиях Казахстана партия столько стоить не может. Учитывая выстроенные законодательные преграды для регистрации, партия стоит миллионы. Парию за $200 тыс. никто не продаст, за такие деньги можно продать бензоколонку или магазин. А партия – это политический ресурс и инструмент. Мне известно, когда продавали партию «Ак жол», ее оценили в 10 млн»[194], – сказал в интервью Б. Рыскулиев.
Очевидно, постсоветская Центральная Азия (за исключением Туркмении) переживает рост общественного самосознания и нарастание политической активности масс. Достаточно указать на волнения трудящихся, связанные с отстаиванием законных прав на достойную зарплату в 2011 г.[195], протесты против поправок в Земельный кодекс в 2016 г., волнения, связанные с переименованием столицы в 2019 г. в Казахстане[196]; народные выступления 2005 г. в Кара-Су, Пахтаабаде; волнения 2019 г. в Ургенче в Узбекистане[197]. В Киргизии и Таджикистане протестные настроения закипают периодически и спонтанно. Население, которое находится в тяжелом материальном положении, готово проявлять свое негативное отношение к власти по любому поводу[198].
Кланы, как часть политической надстройки общества, так же как центральная власть, испытывают необходимость социализации. Безусловно, их роль в политическом процессе зависит от того, чьи интересы будут доминировать в их консолидирующей повестке: партикулярных элитных групп, составляющих верхнюю ступень клановой иерархии или общественные. Заметим, что в реальной политической практике в конкретных обстоятельствах возможность проявления указанных доминант политических предпочтений может меняться в зависимости от многих факторов: способности элитных групп, возглавляемых кланы, воздействовать на клиентелу или даже мимикрировать в общественно значимой повестке, возможности влияния на клановые сообщества внешних, в том числе патриотически, радикально, экстремистски настроенных внешних сил, материального потенциала клановых структур, интегрирующих сообщества, и т. д.
В зависимости от способности кланов к социализации в конечном счете зависит их политическая перспектива: стать препятствием на пути политических реформ центральноазиатских социумов или, напротив, фактором стабильности или даже катализатора перемен.
Во многом социальная перспектива клановых структур зависит от двух факторов. Одного, фундаментального, связанного с их адаптивностью к зарождающемуся (и неизбежно захватывающему Центральную Азию) направлению развития демократического процесса в сторону прямой (непосредственной) демократии. Другого, от того, какие социальные силы смогут возглавить трансформацию клановых сообществ в этом направлении. Судя по тому, какие группы влияния пытаются обрести собственный социальный статус через «укоренение» в клановых сообществах: криминальные, террористические, прозападные – олигархические, ортодоксально религиозные и др., исход конкуренции за доминирующий канал социальной эволюции кланов выглядит не однозначно.
На фоне общественно-политического оживления Центральной Азии наблюдается генезис здоровых сил, способных, в том числе повести кланы в конструктивном направлении или, по крайней мере, предоставляющих позитивную перспективу их обновления.