В ряду антуража такого же свойства и мифология, которая сопровождается псевдонаучными изысканиями, раскрывающими «немеркнущие подвиги» предков той или иной знаковой персоны[185].
Однако такого рода меры социализации кланов, как правило, если и приносят какие-либо результаты, то только на короткое время и не могут быть связаны с долгосрочной перспективой.
Учитывая, что функциональное состояние клановых сообществ основывается на контроле за потоками ренты, стратегия представителей верхних ступеней их иерархии (и уж тем более средних) не может быть связана с другими странами. В этой связи, во-первых, наличие кланов с традиционными корнями создает более благоприятные условия для воспроизводства эффекта trickle-down economy (экономики, просачивающейся сверху вниз). О таком эффекте говорит Дж. Ролз в своей замечательной книге «Теория справедливости», когда накопленные в «верхах» блага неизбежно «просачиваются» на «нижние» социальные слои[186]. Заметим, что современные клановые сообщества, например России, такого механизма не продуцируют[187]. Именно поэтому руководству страны не удается создать эффективную преграду на пути масштабного «бегства капитала».
Таким образом, поддержание клановой структуры центральноазиатских республик обусловливает тенденцию к социализации клановых сообществ, поиск механизмов интеграции с интересами общества. В этих условиях схема конфигурации социальных отношений, связанных с их имплементацией, по мере суверенизации новых независимых государств несколько меняется.
Схема 8
Согласно представлению классика кратологии Бертрана де Жувенеля, кланы как компонент власти обретают устойчивость только по мере социализации[188].
Таким образом, актуальная социальная реальность центральноазиатских новых независимых государств, характеризующаяся «сжатием» публичного политического пространства и социальной дифференциацией, продуцирует почву для сохранения и развития клановых сообществ. В новых условиях кланы, модернизируясь, обретают новое современное содержание и обеспечивают замещение «неукореняемых» демократических институтов, заимствованных из западного опыта в качестве одного из механизмов социальной организации. Дуалистичная сущность: традиционное и современное содержание обеспечивает кланам стабильность и адекватную эволюционную трансформацию, что представляется особенно важным в отсутствие развитого правового порядка. На начальной стадии становления центральноазиатских политических режимов клановые сообщества становятся своего рода конкурентом центральной власти за финансовые потоки и ренту.
Интегрировав масштабные сообщества «родственников» или «земляков», кланы играли и играют, во-первых роль площадки для достижения консенсуса между обществом и властью, во-вторых, элитой и представителями нижних слоев социума. В этой связи вряд ли справедливо однозначно отрицательно оценивать кланы, как социальный институт, приобретающий в эпоху «транзита» к демократическому обществу роль тормоза.
Несмотря на особенности кланогенеза в центральноазиатских республиках, у этого процесса в целом имеются общие характеристики. Во-первых, «новое издание» кланов связано с нерелевантностью западной модели либеральной демократии постсоветской социальной реальности. Во-вторых, регенерация клановых структур стала результатом конкуренции элиты постсоветских центральноазиатских стран за финансовые потоки и ренту. В-третьих, современное содержание кланов позволяет им стать институтом коммуникации общества и власти, элиты и населения новых независимых государств. В-четвертых, являясь частью властной надстройки, кланы, как и центральная власть, вынуждены социализироваться.
Глава 2
Социально-политическая трансформация клановой организации постсоветской Центральной Азии
2.4. Кланы в актуальном политическом процессе новых независимых государств Центральной Азии
Политический процесс постсоветских республик Центральной Азии характеризуется сложной структурой, включающей сущности, институты и фундирующие их факторы, обусловленные незавершившимся досоветским культурным развитием, прерванным советскими преобразованиями и не укорененными либерально-демократическими социальными экспериментами.
Причем в отличие от «камуфляжных» демократических интенций, заимствованных из западного опыта, традиционные, в том числе заложенные в советское время институты (например, общинность, вера в справедливость, не реализуемая в актуальной социальной реальности, идеалогизированность, замещаемая религиозностью и т. д.), адекватно отражающие качество общественного сознания, активно влияют на ход и результативность политического реформирования новых независимых государств.