Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Важное место в жизни Кларендона в годы его нахождения у власти занимал Оксфордский университет, канцлером которого он являлся. В качестве такового он отличался консерватизмом, и ничего не сделал для проникновения в стены университета новых философских и научных идей, которыми были увлечены некоторые его друзья, входившие в Королевское общество, в том числе Кристофер Рен и вице-канцлер университета Блэндфорд. Кларендон высказывал сомнение в эффективности лекции как главного метода преподавания, но выступал за обучение таким важным в социальной жизни умениям, как езда верхом и танцы. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: его младший современник философ и педагог Джон Локк среди приоритетов в воспитании джентльмена выделял верховую езду и фехтование как занятия, полезные для здоровья, и умение танцевать, которому не следует обучать «слишком рано» [16, 221]. Что касается университета, еще одним обвинением против Кларендона было обвинение в непотизме, кумовстве, протежировании своих родственников (в частности, двоюродных братьев) на церковные и иные должности в пределах своей юрисдикции. Оллард, однако, полагал, что Кларендон в этом не выходил за рамки тех дней. Все оксфордские доны делали то же самое.

В личной жизни канцлера были радости и потери, причем потерь было, пожалуй, больше. Трудно судить, была ли смерть ребенка таким же безбрежным бедствием, как в наши дни, или высокая детская смертность диктовала свои стандарты, заставляя мириться с неизбежным. Во всяком случае, Оллард полагал, что Кларендон в мае 1667 года больше скорбел о смерти друга и соратника Саутгемптона, чем о двух своих внуках, умерших тогда же, в мае и июне. В январе 1666 года, возможно, под впечатлением смерти сына Эдварда Хайд составил завещание, которое опубликовано в книге Р. Олларда [74, appendix I].

Вначале Кларендон благодарил Бога за том, что сохранил здоровье, насколько возможно в его возрасте, за то, что приступы подагры не слишком мучительны. Он просил жену, детей и потомство сохранить такую верность англиканской церкви, какую испытывал сам, и Бога за свои ошибки и прегрешения. Первой в завещании упоминалась его жена, «всегда за мной следовавшая, помогавшая с такой отдачей и храбростью, какой нельзя было ожидать от меня. Она наследовала часть имущества, чтобы распорядиться им на благо детей, для которых всегда была лучшей и благоразумной матерью из всех, кого я знал». Главным наследником был объявлен старший сын Генри, получавший земельные владения семьи и недвижимое имущество, в том числе Корнбюри и Кларендон-хаус. Он наследовал библиотеку с пожеланием сохранить ее целиком. Любопытно, что в завещании не упоминалась картинная галерея Хайда. Часть владений, в том числе земля и дом в Твинхэме доставалась второму сыну Лоуренсу, как и сумма в десять тысяч фунтов. Дочь Френсис получала пять тысяч фунтов и золотую посуду, «стоимость которой превосходит эту сумму». Младший сын Джеймс получал пожизненный пенсион в 200 фунтов в год: «Это все, что я могу оставить ему, если Бог не пошлет мне более долгую жизнь». Кларендон просил Карла II принять «от верного и преданного слуги» в дар золотую чашу стоимостью в двести фунтов. Две золотых чаши по сто фунтов каждая даровались королевам Генриетте Марии и Екатерине. Такой же дар Кларендон хотел оставить герцогу Йоркскому, которому, «видит Бог, я всегда и во все времена был предан всем своим сознанием». Герцогиня Йоркская получала такой же «скромный дар в том высоком положении, в которое она вознесена». Завещание основывалось на принципе майората, направленном на сохранение собственности семьи в одних руках, у старшего сына. Отписка даров монарху и членам королевской семьи свидетельствует о сохранении стереотипов феодального мышления и форм наследования.