Сперва он отливал густым багрянцем,Под стать китайской розе, а потомМедово-красным сделался, как щекиГречанки юной, выпившей вина,Но просветлел, как зеркало златое,И, словно белый тагары
[229]цветок,Теперь блестит на небе диск луны.
В ночи небесную стрехуТермиты тьмы проели,И видно звездную труху,Что сыплется сквозь щели.
* * *
Та — вверх, та — вниз, — весов метнулись чаши:Твое лицо — луны взошедшей краше!Но звезды вышли на простор небесВеем сонмом, подчинясь ее главенству —Помочь холодному несовершенствуСоздать красе твоей противовес.
Раджашекхара
* * *
В твоем присутствии — луну взошедшую не славят.Где кожа светится твоя — там злата в грош не ставят.При виде глаз твоих поблек цветок на глади зыбкой.Сравнится ль амрита с твоей блистающей улыбкой?Мы осмеяли Камы лук, твоей любуясь бровью.Припомним истину одну, отринув многословье:Создатель дивного творенья терпеть не может повторенья!
Неизвестные поэты
* * *
«Ножами я был изрезан,камнями расплющен я был.В огне меня жгли, топилив воде, охлаждая мой пыл.За эти заслуги — блаженство,на бедрах прекрасной покоясь,Обрел я!» — звенит бубенцамина ней златокованый пояс.
Живет в моем сознанье образ твой,Как будто вплавлен он или оттиснут,Как будто кистью вписан иль изваян,Вдолблен, иль врезан, или врублен,Иль вставлен, как алмаз в оправу,Иль пригвожден, по воле Камы,Божественными стрелами пятью;Как будто крепко-накрепко вплетенОн в нескончаемые нити мыслей.
Любимый ушел, мое сердце ушло,И сон мой ушел, и мой разум.Бесстыдная жизнь! Отчего, мне назло,И ты не ушла с ними разом?
Чакра
* * *
Ложе из листьев, сочащихся амритой,Сорванных с древа в небесном саду,Вместо подушки — луну в изголовьеДай мне, подруга! Всю ночь КамадеваЖжет мое тело свирепым огнем.Сердца светильник, зачем подливаешьМасла в растущее пламя любви?
Твой милый — повеса, а ты, простодушная, ввериласьСлащавым ухваткам и вкрадчивой этой учтивости!В глаза тебе разве не бросился пурпурный знакНа правой щеке у него, как от красной смолы?Вчерашние шашни оставили эту отметину!
О добрая жена соседа!
[235]За домом пригляди минутку.Воды колодезной, безвкусной,Отец ребенка пить не станет.Спущусь, — хоть я одна, — к реке,Под сень тамалов
[236], где темноИ столь густые тростники, что стеблиКолючие царапают мне грудь.