Наконец, следует сказать еще и о том, как соотносится композиция Леонардо с тем помещением, в котором она была написана. Как известно, она украшает торцевую стену длинной и узкой монастырской трапезной. Зал освещен только с одной стороны, и наличное освещение принято Леонардо в расчет: он сориентировал свою роспись исключительно на него, что, впрочем, вовсе не было чем-то неслыханным. Свет втекает слева, с большой высоты, и противоположная стена на фреске освещена не полностью. Различия в оттенках между светом и тьмой так велики, что Гирландайо выглядит рядом однотонным и плоским. Покрывающая стол скатерть выделяется в композиции ярким световым пятном, а скользя по находящимся на фоне темной стены лицам, свет наделяет их мощным скульптурным воздействием. Учет реального источника света приводит еще к одному следствию. Хотя Иуда и расстался со своей прежней, противопоставленной другим, позицией, изоляции ему не миновать: он единственный, кто сидит, полностью отвернувшись от света, и потому его лицо покрыто тьмой. Это простой и действенный способ характеристики; возможно, именно его держал в памяти молодой Рубенс, когда писал свою «Тайную вечерю», находящуюся ныне в Брере.
2. «Мона Лиза» [ «Джоконда»]
Кватроченто уже и раньше время от времени совершались попытки отойти в портретной живописи от чистого копирования; портретом желали передать нечто большее, чем совокупность единичных черт, образующих сходство, большее, чем устойчивые неизменные формы, в которых выражается характер: портрет должен был отразить в себе нечто от духа времени, от сиюминутного душевного движения, основанного на духе. Существуют принадлежащие Дезидерио бюсты, оказывающие именно такое воздействие (рис. 15). Изображенные здесь девушки улыбаются, и их улыбки не банальны, но действует на нас как отблеск счастливого мгновения. Кому не известны эти юные флорентийки с веселыми ротиками и бровками, взлетающими вверх над сияющими — даже в мраморе — глазами.
Улыбка пробегает также и по лицу Моны Лизы (рис. 16), однако улыбка совсем легкая: она таится только в уголках рта и почти незаметно трогает черты лица. Движение струится по нежной поверхности этого лица подобно дуновению ветерка, проносящегося над водой. Возникает игра света и тени, шелестящий их диалог, к которому не устаешь прислушиваться.
«Она сияла сладкой улыбкой», — сказал как-то Полициано[16]
. Сомневаюсь, чтобы как само это понятие, так и соответствующее ему выражение лица еще существовали во времена чинквеченто. Улыбка уже не характерна для той эпохи, в крайнем случае это могла быть улыбка приглушенная, как, например, у «Доротеи» Себастьяно [дель Пьомбо (Берлин)] (рис. 81).Карие глаза взглядывают из нешироко раскрытых век. Это не глаза кватроченто с рвущимся наружу блестящим взглядом: на нем лежит поволока. Нижние веки почти горизонтальны, так что на ум приходит строение глаза в готическом искусстве, где тот же прием передает впечатление влажности, зыбкости. Строение области пониже глаз говорит о большой чувствительности, о чутких нервах изображаемой модели.
В глаза бросается отсутствие бровей. Выпуклые поверхности глазной впадины непосредственно переходят в лоб (чрезвычайно высокий). Было это индивидуальной особенностью? Нет. На основании одного места из «Придворного»[17]
мы можем сделать вывод, что у женщин была мода выщипывать себе брови[18]. Красивой считалась и увеличенная высота лба, в жертву чему также приносились волосы над ним. Отсюда и огромные лбы девушек, запечатленных в бюстах Мино [да Фьезоле] и Дезидерио. Удовольствие, которое доставляли так нежно передаваемые в мраморе резцом возвышения и впадины белых поверхностей, одерживало полную победу: естественные границы отвергались и вся область лба непомерно расширялась вверх. Так что вкусовые предпочтения Моны Лизы еще полностью принадлежат кватроченто. Мода переменилась уже очень скоро. Лоб теперь занижается, а в обозначающих отчетливую границу бровях видят существенное достоинство. На копии «Моны Лизы», находящейся в Мадриде, брови намеренно добавлены.Каштановые, в цвет глаз, волосы мягкими волнами ниспадают по щекам, вместе со свободно наброшенной на голову вуалью.
Дама сидит на стуле с подлокотниками, и приходится удивляться тому, что при такой мягкости исполнения ее голова зафиксирована в напряженно-вертикальном положении. Очевидно, так и следовало держаться согласно требованиям моды. Благородство предусматривало прямую осанку. Это можно видеть и в изображении дам Торнабуони на фресках Гирландайо [в Санта Мария Новелла]: отправляясь с визитом, они словно аршин проглатывают. Впоследствии мнение на сей счет переменилось, и изменившиеся представления непосредственно повлияли на позу, избираемую для портретов[19]
.