Классическое искусство. Введение в итальянское возрождение

Особого упоминания заслуживает еще «Мадонна» (собор в Безансоне, рис. 96) — уже хотя бы из-за прекраснейшего изображения св. Себастьяна. Мотив его движения великолепен по текучести, а живопись отличается венецианской широтой. Чувствуется совместное влияние Перуджино и Беллини. Свет падает только на правую, более подвижную часть тела и таким образом подчеркивает, к величайшей выгоде для фигуры, именно существенное содержание мотива. Однако картина примечательна и по теме: Мадонна помещается на облаках, а облака эти заключены в замкнутое архитектоническое внутреннее пространство, дающее взгляду вырваться наружу лишь через дверь на заднем плане. Это идеализм нового рода. Возможно, Фра Бартоломмео испытывал потребность в темном фоне, в брезжащей глубине; однако этим он добился также и нового контраста для изображений стоящих здесь святых. В то же время пространственное впечатление, создаваемое этой картиной, удачным вовсе не назовешь, открытая дверь в большей степени сужает, чем расширяет. Кроме того, первоначально картина иначе завершалась вверху: она увенчивалась полукруглым небесным мотивом. Возможно, тогда действие её как целого было более удачным. Вероятно, эта картина также создана около 1512 г.

96. Фра Бартоломмео. Мадонна с ребенком. Безансон. Собор

Восприятие брата Бартоломмео стремительно прибавляет в своей интенсивности, доходя до возвышенного пафоса в «Мадонна делла Мизерикордиа» (1515 г.; Лукка, Национальный музей, рис. 97). Известен тип мизерикордий, вытянутых по горизонтали: молящаяся Мария стоит посередине со сложенными руками, а справа и слева в сени ее плаща стоят на коленях богомольцы, вверяющие себя ее защите. У Фра Бартоломмео это мощная вытянутая вверх картина, завершающаяся полукругом вверху. Мария стоит на значительном возвышении, ангелы простирают ее плащ высоко в стороны, так что она молит наверху, великолепным — отчетливым и настоятельным — триумфальным движением простирая одну руку вверх, а другую вниз, с неба же ей отвечает ручающийся своим жестом, также охваченный колышущимися складками плаща Христос. Чтобы придать движению Марии текучесть, Фра Бартоломмео требовалось поставить одну ее ногу несколько выше другой. Как обосновать эту разновысокость? Он не колеблется ни мгновения и, в угоду мотиву, подставляет под ногу кирпич. Классическая эпоха нисколько не бывала возмущена такими вспомогательными средствами, по поводу которых современная публика подняла бы ропот.

Община верующих спускается по ступеням от возвышения в направлении переднего плана, так что здесь возникают группы матерей с детьми, молящихся и указывающих людей, которых по поставленным перед ними формальным задачам можно сравнить с теми, что появляются в «Изгнании Гелиодора». Разумеется, сравнение чрезвычайно рискованно, поскольку тут же наружу проступает то, чего на самом деле картине не хватает: связного движения, движения, которое передавалось бы от одного элемента к другому. Фра Бартоломмео постоянно возобновлял попытки изобразить такое массовое движение, однако в этом он, кажется, наталкивался на пределы, установленные его таланту[98].

Немногими годами позже «Мадонна делла Мизерикордиа» возникла «Ассунта» Тициана (1518 г., рис. 92). Вряд ли можно обойтись без упоминания этого единственного в своем роде произведения, поскольку мотивы их соприкасаются слишком тесно, однако судить о достоинствах Фра Бартоломмео, прикладывая к нему в качестве мерки Тициана, было бы неправильно. И все же для Флоренции значение его чрезвычайно велико, а картина, находящаяся в Лукке, является убедительным и наглядным выражением высокой степени подъема в настроении эпохи. Насколько быстро улеглись страсти, показывает написанная на ту же тему Бароччи картина, известная как «Мадонна дель Пополо» (Уффици): на зависть задорная и бодрая в своей живописности, по своему содержанию она тем не менее совершенно банальна.

97. Фра Бартоломмео. Мадонна делла Мизерикордиа. Лукка. Академия

Непосредственно к «Мадонне делла Мизерикордиа» примыкает «Воскресший Христос [с четырьмя евангелистами]» (1516) в Питти (рис. 98). Все, что звучало там еще неуверенно и неясно, здесь уже искоренено. Картину вполне возможно считать самым совершенным из произведений брата Бартоломмео. Он прибавил здесь в спокойствии. Однако именно сдержанный пафос действует в этом мягком благословляющем Христе гораздо убедительнее и неотступнее, чем размашистые жесты. «Смотрите: я жив, должны жить и вы».