На еще более высокой в живописном отношении ступени находится картина «Диспут о Троице» в Палаццо Питти (рис. 126). Четыре стоящие мужские фигуры погружены в беседу. Невольно припоминается группа Нанни ди Банко в [флорентийской] Ор Сан Микеле. Однако здесь это уже не безучастное сопребывание в духе кватроченто, но настоящий диспут, где роли явственно разделены. Епископ (Августин?) говорит, а тот, к кому он обращается — Петр Мученик, доминиканец, полное изящества и духовности лицо которого заставляет казаться грубыми все типы Фра Бартоломмео. Он напряженно слушает. Св. Франциск, напротив, кладет руку себе на сердце и качает головой: диалектика ничего ему не говорит. Св. Лоренцо, как самый младший среди всех, воздерживается от суждения. Он представляет собой нейтральное заполнение и играет здесь роль, аналогичную Магдалине на картине Рафаэля «Св. Цецилия»; его объединяет с ней еще и подчеркнутая вертикаль.
Жесткость группы из четырех стоящих фигур смягчается добавлением двух коленопреклоненных на переднем плане (помещенных одной ступенью ниже) — то Себастьян и Мария Магдалина: никак не участвуя в беседе, они зато принимают на себя основное колористическое ударение. С ними Сарто вводит цвет и плоть, в то время как мужчины выдержаны в серьезных тонах: много серого, черного и коричневого, и лишь позади светится приглушенный кармин (Лоренцо). Фон картины совершенно темный.
По технике живописи и рисунка картина эта стоит на вершине искусства Андреа дель Сарто. Обнаженная спина Себастьяна и обращенное вверх лицо Магдалины являют собой изумительные примеры разработки человеческого тела. А что за руки! Магдалина держит сосуд по-женски нежно, и рядом с ней — насыщенные выразительностью формы рук спорящих! Можно сказать, никому, за исключением Леонардо, руки не были так послушны, как Андреа.
В Академии [ныне Уффици] есть еще одна картина с четырьмя стоящими фигурами, написанная приблизительно десятью годами позже (1528 г., рис. 127), на которой прослеживается дальнейшее продолжение и распад стиля Андреа. Для нее, как и для всего позднего, характерна светлая пестрота, она рыхла в том, что касается лиц, однако мастеровита и изобретательна в живописном развитии и объединении фигур[107]
. Заметна легкость, с которой удавалось ему создание таких обладающих богатым воздействием композиций, и, несмотря на это, впечатление поверхностности остается.Также и «Мадонне с гарпиями» более не нашлось совершенного продолжения.
Вновь сделавшаяся модной тема «Мадонны во славе», или, скорее «Мадонны в облаках», должна была особенно отвечать вкусу Андреа. Он раскрывает небеса и проливает на картину яркий свет, а также, в духе стиля времени, опускает Мадонну вместе с ее облаками глубоко вниз, в собрание крест-накрест обступающих ее по кругу святых. Само собой разумеется, здесь присутствуют вперемешку стоящие и коленопреклоненные фигуры, много приходится хлопотать с контрастными обращениями фигур — внутрь и наружу, с направлениями их взглядов — вверх или вниз и т. д. Сарто добавляет сюда еще контрасты ярко освещенных и абсолютно затемненных лиц, причем при распределении этих ударений не уделяется совершенно никакого внимания тому, откуда, собственно, свет и тень возникают. Все направлено исключительно на то, чтобы на картине присутствовали мощные приливы и отливы — ради них самих. То, что определенные средства применяются исключительно поверхностным образом, становится заметно очень скоро, однако впечатлению, производимому этими картинами, не откажешь в некоторой необходимости, проистекающей из темперамента Андреа.
В качестве примера можно привести «Мадонну» 1524 г. (Питти, рис. 128 {33}). О характерах лучше даже не говорить: Мадонна здесь просто-напросто банальна. Две коленопреклоненные фигуры — повторения с картины «Диспут о Троице», с характеристическими акцентами ремесленнической руки. Себастьян вполне может восходить к той же модели, что и известная полуфигура юного Иоанна (см. ниже), он подан здесь в живописном вкусе, так что контур его совершенно невыразителен, и что-то нам говорит лишь светлая поверхность обнаженной груди.
Наконец, все средства пущены в ход на большой берлинской картине 1528 г. [ «Мадонна со святыми»]. Как это уже встречалось у Фра Бартоломмео, облака заключены здесь в замкнутое архитектоническое пространство. Сюда добавляются ниша, которую перерезают края картины, мотив лестницы, а на ее ступенях — святые, которые могут быть таким образом интенсивно дифференцированы и в пространственном отношении. Самые передние даются как лишь полуфигуры — мотив, которого прежде сознательно избегало высокое искусство (рис. 189).