Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы

Стоит отметить, что Булгарин, как никто другой из критиков, постоянно обсуждал институциональные аспекты литературы, уделяя много внимания вопросам книгоиздания, книготорговли и чтения. В этом аспекте он являлся своего рода социологом, описывая и анализируя причины слабой профессионализации литературного труда в России, низкого интереса общества к отечественной литературе, слабой приобщенности населения к чтению и т. д.348

Булгарин писал о том, что главным в литературе является не писатель или издатель, а читатель, публика. Именно публика определяет состояние литературы. В России литература имеет низкий престиж в обществе. В результате число читателей невелико, а число покупателей книг и подписчиков на периодические издания еще меньше. Поэтому в России нет профессиональных писателей, преобладают дилетанты и социальный статус литераторов низок: «Русский писатель существует, говорит, видит, слышит и даже пишет, а сам он не осязаем, не видим, никто его не слышит или, что почти все равно, не слушает, а едва ли кто читает»349. Поскольку книги плохо продаются, то издатели и книгопродавцы испытывают финансовые сложности и не могут развернуть свое дело. Выход Булгарин видел в постепенном расширении круга читателей и покупателей книг, прежде всего в привлечении к чтению лиц «среднего состояния» и из социальных низов.

Подведем итоги. На наш взгляд, значение Булгарина в истории русской критики заключается в следующем. В 1820–1830-х гг., когда в русской критике действовали почти исключительно дилетанты, печатавшиеся лишь эпизодически, он стал одним из первых профессиональных критиков, регулярно рецензирующих литературные новинки и высказывающихся по широкому кругу вопросов, касающихся современной литературы. При этом он был пропагандистом и защитником жанра романа, не вызывающего особого интереса у большинства современных критиков. И наконец, он широко освещал социально-культурный контекст литературы: вопросы книгоиздания и журналистики, книжной торговли и чтения.

БУЛГАРИН И КАРАМЗИН 350

Отношения крупнейшего писателя и журналиста конца XVIII – начала XIX в., «отца русской истории» Карамзина и крупнейшего русского журналиста, известнейшего прозаика 1820–1840-х гг. Булгарина представляют несомненный интерес, но они почти не изучены. Есть лишь несколько работ, в которых затрагиваются частные аспекты этой темы, главным образом сюжет с публикацией Булгариным рецензии Лелевеля на «Историю государства Российского»351, и лишь польский исследователь Петр Глушковский сделал попытку рассмотреть этот вопрос целостно352. Его статья ценна постановкой проблемы и отдельными частными замечаниями, но из-за небольшого объема и узкой источниковой базы никак не закрывает тему.

В нашей работе сделана попытка не только обрисовать взаимоотношения Булгарина и Карамзина на основе более широкого круга источников, но и предложить иную методологическую рамку интерпретации имеющихся сведений. Речь идет о том, чтобы включить отношения Булгарина и Карамзина в контекст рождающейся в то время российской исторической науки и в контекст исторических взглядов и исторического творчества Булгарина.

У затронутой темы есть как минимум три аспекта: 1) личные взаимоотношения Булгарина и Карамзина; 2) влияние Карамзина на научное и литературное творчество Булгарина и, возможно, обратное влияние; 3) отношение Булгарина к литературным и историческим произведениям Карамзина, в частности написанные им или инспирированные отклики на «Историю государства Российского» Карамзина.

Второй выделенный аспект слабо изучен, хотя и очень интересен. Так, Л. Н. Киселева, проанализировав книгу Булгарина «Летняя прогулка по Финляндии и Швеции, в 1838 году» (1839), пришла к выводу, что в ней Булгарин «старается воспользоваться его [Карамзина] традициями [«Писем русского путешественника»] и делает это достаточно умело. Талантливый журналист, он создает повествование, не лишенное занимательности и смысла»353. Я, со своей стороны, полагаю, что можно будет проследить влияние поэтики Карамзина (как и его концепции) в исторических романах Булгарина; отмечу, в частности, что структура «Димитрия Самозванца» соответствует карамзинской «Истории…»: тут тоже есть деление на беллетризованное повествование и примечания, документирующие основной нарратив; у Булгарина более 200 ссылок, причем не только на исторические труды, но и на источники, что практически не встречается в исторических романах. Но в данной работе этот аспект мы оставим в стороне, сосредоточившись на остальных двух.

Познакомились Булгарин и Карамзин в 1819 г., когда Булгарин после долгого отсутствия вернулся в Петербург и стал заниматься журналистикой. После этого они не раз встречались дома у Карамзина, беседуя и о ситуации в России, и о литературе.