Читаем Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы полностью

Булгарин очень высоко ценил Карамзина как литератора. Его литературная социализация шла под влиянием Карамзина как писателя и журналиста. В опубликованных в 1828 г., вскоре после смерти Карамзина, воспоминаниях он писал: «С юности моей я был свидетелем его [Карамзина] успехов, его славы. Я член того поколения, в котором он сделал литературный переворот. Он заставил нас читать русские журналы своим “Московским журналом” и “Вестником Европы”; он своими “Аонидами” и “Аглаей” ввел в обычай альманахи; он “Письмами русского путешественника” научил нас описывать легко и приятно наши странствия; он своими несравненными повестями привязал светских людей и прекрасный пол к русскому чтению; он сотворил легкую, так сказать, общежительную прозу; он первый возжег светильник грамматической точности и правильности в слоге, представив образцы во всех родах <…>»354. Начатый Карамзиным период русской литературы он именовал карамзинским, включая в него творчество Грибоедова и Пушкина и оканчивая его Лермонтовым355. Булгарин полагал, что «в последние годы царствования императрицы Екатерины II и в царствование императора Александра I сделано все возможное по части филологии и эстетики, чтоб утвердить и упрочить правила русского языка и составить легкую, выразительную прозу и блистательное стихосложение. И прежде, и теперь [в 1854 г.], если писатель желал нравиться умным, благовоспитанным и образованным людям, то должен был приближаться в чистоте и правильности слога и языка, в прозе к Карамзину, в стихах к Жуковскому и Пушкину. Это были и суть наши первообразы (прототипы) слога и языка»356.

Но к Карамзину как историку Булгарин относился иначе. Издавая с 1822 г. исторический журнал «Северный архив» (первый, по сути, исторический журнал на русском языке) и будучи не удовлетворен «Историей…», он решил опубликовать серьезную аналитическую рецензию на нее и обратился с соответствующим предложением к профессору Виленского университета, известному польскому историку Иоахиму Лелевелю, с которым был заочно знаком, к тому же перевел и опубликовал одну из его статей357.

В письмах Лелевелю он побуждал его критически отозваться об «Истории…», отметить все фактические погрешности. В результате рецензия была написана, переведена Булгариным и напечатана в «Северном архиве»358. Очень обстоятельный и весьма обширный отклик Лелевеля (по сути – небольшая книга) был написан в весьма умеренном тоне, в нем отмечались немалые достоинства труда Карамзина. Вместе с тем Лелевель указывал на узость источниковой базы Карамзина, поскольку тот опирался главным образом на летописи. По мнению Лелевеля, дипломатические и актовые документы могли бы прояснить многие трудные места. Критиковал он также Карамзина за то, что тот вместо объективного повествования о происходящих событиях предлагает читателю драматизированный, беллетризованный рассказ, и за то, что тот пишет историю России, по сути, вне контекста истории других стран, особенно соседних, в частности Польши и Великого княжества Литовского.

Рецензия имела шумный резонанс, породив много откликов и в печати, и в переписке. Ее высоко оценили такие компетентные лица, как Н. П. Румянцев, организатор кружка историков, занимавшихся выявлением и публикацией исторических документов, такие члены кружка, как К. Ф. Калайдович, П. М. Строев, а также профессор Московского университета М. Т. Каченовский, редактор «Московского телеграфа» Н. А. Полевой и др.359 Булгарин сообщал Лелевелю 8 декабря 1822 г.: «Критика или лучше вступление к критике произвело здесь сильный шум. Все не могут ею нахвалиться. Имя Ваше переходит из уст в уста самых высокопоставленных лиц, как [А. Н.] Голицын, [М. М.] Сперанский, [А. Н.] Оленин etc., отдающих дань Вашей учености и таланту и вместе со всей публикой нетерпеливо ждущих продолжения»360. Н. П. Румянцев писал 8 января 1823 г. профессору русской словесности Виленского университета И. Н. Лобойко, что рецензия «делает ему [Лелевелю] превеликую честь, заставляет почитать ум его, пространные познания и кротость духа»361; А. А. Бестужев в «Полярной звезде на 1824 год» писал: «…критика Лелевеля на “Историю Государства Российского” была приятным и редким феноменом в областях словесности; беспристрастие, здравый ум и глубокая ученость составляют ее достоинство»362.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги