Классика, скандал, Булгарин… Статьи и материалы по социологии и истории русской литературы

…книгопродавец Лисенков, как оказалось из реестра поступающих на рассмотрение ценсуры рукописей и печатных книг, не представил в 1842 году в ценсурный комитет заглавных листов для первых трех томов изданных им сочинений Булгарина, с означением на них 1842-го или 1843 года. Но, судя по напечатанному на обороте заглавных листов во всех томах сих сочинений одобрению ценсора, с означением года, месяца и числа, должно полагать, что Лисенков представил листы сии для дозволения их к напечатанию прямо от себя к бывшему ценсору [П. А.] Корсакову, который по поручению комитета рассматривал самые сочинения Г. Булгарина, заключающиеся в этих томах. Что же касается до того, имел ли Лисенков право перепечатать год на заглавных листах сам произвольно, то ценсурный комитет не имеет в виду узаконений, воспрещающих сие издателям книг, если они в то же время не выставляют, что это второе или новое издание книги493.

В апреле и мае 1845 г. это дело слушалось в Петербургской судебной палате, и было решено взыскать с Лисенкова в пользу Булгарина двойную сумму оплаты по контракту, то есть 9000 руб. ассигнациями494, и отобрать все непроданные экземпляры с титульными листами 1843 г.

В середине июня 1845 г. Лисенков подал в Сенат апелляционную жалобу на решение суда. Н. М. Корнева разыскала дело о взаимных претензиях Булгарина и Лисенкова, начатое 15 июня 1845 г. и завершенное 1 ноября 1845 г.495 Сенат 23 октября 1845 г. вынес следующее определение:

Правительствующий Сенат признает Булгарина и Лисенкова равно виновными в обоюдном нарушении заключенного между ними договора, а потому, руководствуясь 1288, 1290496 и 2742497 ст. т. X Свода законов гражданских определяет: Булгарину и Лисенкову во взаимных их претензиях отказать, подвергнув их обоих взысканию за употребленную в Сенате по делу их бумагу по равной части гербовых пошлин. О чем равно и для объявления Булгарину и Лисенкову о настоящем определении Сената в 1-м департаменте здешней Гражданской палаты, с возвращением подлинного дела, послать указ498.

Соответствующий указ последовал 1 апреля 1846 г., и, таким образом, Булгарин и Лисенков остались «при своих».

Из изложенного можно сделать вывод, что в целом правовые отношения в сфере издательского дела регулировались тогда довольно четко и в случае нарушений обязательств со стороны как автора, так и издателя нарушителя ждало наказание, а пострадавшего – денежная компенсация. Социальное положение автора, которое обычно было выше социального положения издателя, равно как и его связи, судя по всему, не сказывались на решении судебных инстанций.

Если говорить о моральной стороне дела, то, безусловно, вина лежит на Булгарине, который в срок не предоставил рукопись, а потом всячески затягивал ее сдачу, полагая, по-видимому, что купец 3-й гильдии (каковым был Лисенков) не станет судиться с дворянином, к тому же статским советником и известным журналистом и писателем, имеющим немалые связи. Однако Лисенков был родом с Украины, где было сильно влияние польской правовой культуры, базирующейся на римском праве и гораздо большем уважении к закону. Он и в дальнейшем прибегал к отстаиванию своих прав в суде499. Перепечатка титульного листа с более поздней датой, которая совершалась на основе цензурного разрешения, была широко распространенной практикой в первой половине XIX в. Ошибка Лисенкова была в том, что он не зарегистрировал в цензурном комитете передачу новых титульных листов на рассмотрение цензору.