«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

Здесь мы даже мимоходом не станем касаться еврейской религии, но будем держаться фундаментальной вещи, на которую в первый раз указали именно мы в 1880 году, притом энергично и всесторонне. До тех пор по отношению к еврейству не было никакой действительной расовой теории. То, что настойчиво выдавалось за такую теорию, фантастастически касается всяких рас, в особенности же юнкерской расы, этой, так сказать, расы из рас, – и обнаруживает к тому же еще повадку щадить евреев: эта квазитеория проходит мимо них, чтобы заняться только великоазиатскими семитами как целой категорией. Но ведь именно в специфических евреях-то и заключается дело всего мирового еврейского вопроса. Например, алжирские арабы-семиты – смертельные враги евреев и, по их собственным словам, буквально перебили бы всех евреев, если бы представился только благоприятный случай.

Еврей в этих странах на самом деле оказывается каким-то ловящим добычу зверем, который бросается на живущих там семитов и высматривает, как бы захватить в свои лапы их землю, имущество и права. Аналогично, хоть и с вариантами, формируется и проявляется основа еврейского характера и в повсеместном еврейском оппортунизме. Исключения бывают везде, существуют они и здесь, – об этом, собственно, не стоит и говорить. Но в целом указанная сущность дела стоит твердо.

Уже в древности Тацит называл евреев врагами человеческого рода, а в новейшее время Вольтер говорил прямо об «осквернении» земли евреями. Такие суждения возникли, несмотря на то что еще не было ясно выделено расовое понятие. Это понятие влечет за собой еще более решительные формулировки, причем даже нет нужды подбирать соответственно грубых выражений. Зоологическая форма, называемая евреем, непримирима с существованием лучших народов, которых еврей подстерегает и жизненные удобства которых он стремится присвоить, чтобы по возможности шире рассесться на их местах. От самих народов должно остаться только то, что будет состоять на барщине у евреев и что нужно для еврейской барщины. Таков смысл всемирно-исторического закоренелого эгоизма, который эта раса, пожирающая народы, никогда еще не практиковала так успешно и так открыто, как в нашу эпоху.

2. Причину, почему именно в наше время иудейское зло так раздулось и стало особенно болезненным, нужно искать в развитии так называемой социальной и политической свободы, причем поверхностный её формализм был как раз на руку евреям и преступникам. Со времени французской революции, лучшая часть которой была направлена против искусственно созданного, ложного неравенства, неуместно и шаблонно применяемый призыв к свободе стал средством, которое всюду открыло доступ евреям и сделало их для народов более вредными в смысле порчи, чем когда-либо. Равенство всех национальностей и вероисповеданий – под этим девизом и теперь всегда скрывается только еврейство.

Эту сущность дела вновь подтвердили новейшие русские события. Вся еврейская революционная пачкотня не имеет там никакой иной цели, как только открыть путь евреям и, под конец, вплотную подпустить их к кормилу правления. Под христианской маской они и без того уже занимают много мест и должностей вплоть до выполнения дворцовых функций. Благодаря этому они поддерживают свои подкопы и травлю и обманывают народ, подстрекая его к демонстрациям и бессовестно обрекая его на нужду и смерть. Они желают и в России сыграть штуку, которую сыграли в остальной Европе, начиная с восемнадцатого века. На это и рассчитан с их стороны весь конституционный хлам, посредством которого они хотят отстоять всюду свое расовое господство. Свобода не только для них безразлична, но даже, если станет серьезной, будет им мешать. Под маской свободы они желают только своего господства и несвободы других.

Поэтому было не только одной из величайших глупостей, но и вообще одной из величайших политических и социальных ошибок призыв к свободе и равенству формально, по шаблону, неосмотрительно распространять и на все преступное. С преступными элементами и со всей преступной расой не рассчитаешься таким способом. Здесь необходимо сделать различия, здесь должны иметь место ограничения. Здесь свобода существования и безопасность – противоречие. Раз кто-нибудь вследствие своей сильной склонности к преступлению не имеет даже элементарного права на существование, какая же может быть еще тут речь о свободе и равенстве? Почему тогда не потребовать уравнения всех существ и всяких уродливостей, почему не потребовать свободы и охраны для всех хищных зверей вместе с очень мило выглядывающим уравнением их с человеком? Не может получиться большей мерзости, чем та сивуха равенства, которую произвело французское революционное брожение, в других отношениях.