«Классовая ненависть». Почему Маркс был не прав

Если совесть должна стать ручательством справедливого поведения, то идейные побуждения должны будут достигнуть большего влияния, чем имели его где-либо религии. Должно укорениться убеждение, что все благополучие отдельной личности и её потомства зависит на первом плане от правосознания и от его не только внешне, но и внутренне добросовестной работы. Конечно, справедливо поступать – не все, что нужно в социальном смысле. В этом заключается только отрицательная сторона отношений; но именно она-то и имеет наибольшую важность. Воздерживаться от несправедливости, т. е. от обид, еще не значит положительно кому-либо помогать. Но воздержание от обид делает возможным положительное, к правильному обмену услуг приводящее общение, вне рамок которого может быть вопрос об иной помощи еще таким только лицам, которые по слабости не могут помочь себе сами. Значение правовой идеи этим не уменьшается, ибо такая дополнительная помощь больным и слабым не является чем-то нормальным, она имеет смысл лишь второстепенной случайности, смысл исключения. Если все идет правильно, то соответствующие элементы должны уже сами принять меры предосторожности, чтобы не прибегать к чужой поддержке в случаях неспособности выполнять профессию. Следовательно, в принципе, останутся только отдельные хозяйственные случаи, которыми нельзя распорядиться наперед или которые не бывали прежде, и при распространении солидных жизненных привычек, претензии на социальную помощь, обеспечиваемую более тесными или более широкими кругами, могут сделаться уже не слишком значительными.

8. Существенно отрицательным понятием является и то, что ясно мыслится, без дальнейших разъяснений, под именем прав человека. Всякий человек, к какому бы полу, расе и классу он ни принадлежал, должен быть уважаем в своей личной свободе и неприкосновенности; эта необходимость именно и получается при посредстве нашей, приведенной выше дуалистической схемы двух лиц, которые рассматриваются лишь с точки зрения того, в чем они равны. Различие полов влечет за собой связи, при которых неравенство получает больший вес, нежели равенство; но и здесь требование воздерживаться от несправедливости, т. е. от нанесения ущерба свободе и неприкосновенности, остается в полной силе. Особые установления и обязательства, которые обусловливает специальный правовой институт вроде брака, являются отчасти положительными следствиями неравенства; но общих притязаний на соблюдение прав человека это касается столь же мало, как мало привхождение какого-нибудь специального обязательства касается свободы экономических отношений.

Какого бы низменного рода ни была раса, её индивидуумы имеют совершенно то же право на уважение своего общечеловеческого права, как если бы она принадлежала к числу рас, наиболее высокоодаренных. Свобода и жизнь личности – фундаментальные права; т. е. было бы при всяких обстоятельствах несправедливым даже только уменьшить абсолютную свободу личности или предпринять что-либо против её жизни, если она сама не провинилась вторжением в чужую область. Личность никоим образом не должна терпеть обиды. И потому с ней не должно случаться чего-либо подобного, пока она сама держится в границах своей собственной области, т. е. сама не начинает несправедливого дела. Здесь всегда важно отсутствие преступной инициативы.

Если же некоторый род людей – благодаря ли своему естественному свойству, или благодаря приобретенным привычкам – походит по своим задаткам на хищное животное, причем следствия этого свойства можно рассчитать наперед, тогда этот род употребляет во зло свое человеческое право. Он сам не уважает права и потому не может ожидать, чтобы ему было воздано иначе, чем любому преступнику, который на том именно основании, что стоит под властью права, совершенно справедливо лишается своей свободы, если посягает на свободу других Барышнические расы вроде еврейской не могут поэтому заявлять притязания на общее равное человеческое право без самого непримиримого противоречия. Допустить такую вещь значит то же, что провозгласить общее право на обирание, короче, право на несправедливость и окрестить еще это комическое право на преступление именем человеческого права. Такого гуманного фасона и оказываются, между тем, общие и, по большей части, также личные притязания евреев, которыми они обременяют все народы, приготовляя им гибель.