Клаудиа, или Дети Испании

И Эрманита, будто и в самом деле все сразу поняв, наконец, нервно задрожав всем телом, рванулась и исчезла во тьме, а Педро Сьерпес, отважный лейтенант валлонцев, обожаемый за веселье и удаль всем полком, достойный ученик бесстрастного учителя Су, упал на грязные смерзшиеся листья и заплакал в голос, как не плакал даже мальчишкой. Но отчаянные его слезы заглушали крики ворон, со всех сторон слетавшихся в город на свою страшную поживу.

* * *

Французы полным ходом вели осадные работы. Наполеон, узнав о бесполезных жертвах первого дня штурма, был крайне разгневан. Он потребовал карту Сарагосы и после ее изучения обозвал маршала Монсе полным болваном за то, что тот бросился на штурм с северной стороны города, где кроме хорошо подготовленной сети укреплений, существовало еще и такое естественное препятствие, как река Эбро. Он сменил маршала генерал-полковником Андошем Жюно, давая тем самым шанс одному из своих первых друзей реабилитироваться за поражение в Португалии и, наконец-то, заработать свой маршальский жезл. Жюно сразу же рьяно принялся за дело, французы рыли апроши, подбираясь все ближе и ближе к городу, и уже к десятому января две самых главных укрепленных позиции сарагосцев с южной стороны города — редут дель Пилар и редут Сан Хосе — оказались в зоне досягаемости двух внушительных осадных французских батарей по шестнадцати орудий в каждой.

И в тот день, когда французы вдруг обрушили на позиции осажденных ядра своих пушек, Педро отчетливо понял, что имел в виду граф Аланхэ в новогоднюю ночь, когда, награждая особо отличившихся в вылазке бойцов алыми лентами, сказал:

— Лейтенант Сьерпес, я награждаю вас лишь этой жалкой ленточкой не потому, что вы недостойны большего, а потому, что до сих пор вся эта война слишком уж походила на детские забавы. У нас с вами очень серьезный противник, лейтенант, и настоящая война еще впереди.

Кромешный ад, который творился теперь на передовой, заставлял волосы сами собой шевелиться на голове. От ударов ядер прочные и надежные, казалось бы, стены укрытий разлетались по всей округе кирпичной крошкой, от ударов бомб разваливались ближайшие дома, земля взлетала фонтанами вверх, и казалось, что теперь нигде уже не удастся укрыться от смерти. Никакая ловкость, никакие отвага и удаль не могли спасти от случайного попадения ядра, или бомбы, или осколка картечи. Педро, со своими валлонскими гвардейцами, находившийся в личном резерве генерал-капитана, с ужасом, почти непереносимым для его жизнелюбивой пылкой души, наблюдал за этим кошмаром.

Тем, кто защищал редут дель Пилар, было проще, чем защитникам редута Сан Хосе. Хотя последний и представлял собой более внушительное сооружение, поскольку был устроен в большом здании монастыря, он, тем не менее, оказался более уязвимым. Во-первых, потому, что из-за своих внушительных размеров являлся более удобной мишенью для вражеской артиллерии, а во-вторых, потому, что многие его защитники гибли просто под обваливающимися стенами и кровлей монастыря. Через четыре часа непрекращающейся бомбардировки монастырь Сан Хосе уже превратился в груду развалин, а французы все не прекращали обстрел. Более того, к ночи обстрел позиций сарагосцев сделался еще более интенсивным, нанося все новые и новые разрушения и увеличивая число жертв среди защитников и простых горожан.

Но, несмотря ни на что, сарагосцы отчаянно сопротивлялись, не покидая позиций, стреляя из всех орудий по французским батареям и встречая плотным ружейным огнем то тут, то там пытающуюся прорваться в бреши французскую пехоту. Всех в городе охватила подлинная лихорадка боя; всю ночь никто не смыкал глаз. Женщины и монахи беспрерывно оттаскивали раненых, носили пищу и боеприпасы, а мужчины-горожане таскали мешки с землей, тут же заделывая пробоины. Трупы уже погибших защитников также складывали на брустверы, давая им еще один шанс закрыть собой любимый город.

Но постепенно скрывающихся от снарядов и пуль в развалинах редутов солдат от такого бесконечного кромешного ада все больше начинала охватывать настоящая паника; им казалось, что этот ад теперь уже никогда не кончится, голова гудела, ружья вываливались из рук, и люди начинали бросать позиции.

Офицеры, срывая голоса, кричали:

— Назад, канальи! К бреши, к бреши! Умрем, но не сдадимся! — И саблями плашмя били по спинам отступающих.