Клавесин Марии-Антуанетты

Голос у нее был тихий и какой-то бесцветный и мрачный, как ранние ноябрьские сумерки. Зато глаза с необычайной пронзительностью уставились на соседку, и та подумала, что напрасно она приняла визитершу за простую тетку, каких сотни на рынках, эта – совсем другого поля ягода.

– Да я не знаю, вообще-то она одинокая была… – непослушными губами заговорила Мария Тимофеевна, – только Лиза к ней и приходила. Хорошая такая девушка, серьезная, самостоятельная… Но нечасто, потому что работа у нее творческая – пианистка, то гастроли, то концерты, опять же молодая, развлечься тоже хочется…

Женщина внезапно шагнула вперед, ее пронзительные глаза оказались совсем рядом. Глаза не сверкали, теперь они были черными, как сама тьма. Мария Тимофеевна почувствовала, что погружается в глубокий омут и нет дороги назад. Она застыла у стены, не в силах оторваться от страшного взгляда, только губы быстро шевелились, рассказывая незнакомой женщине все о Лизе: кто она такая, где живет, откуда знала покойную Амалию Антоновну, и все те сведения, которые болтливая, ныне покойная, старушка сумела сообщить в течение долгих чаепитий, когда Мария Тимофеевна заглядывала к ней по-соседски с куском домашнего торта или ватрушкой.

Она пришла в себя от холода и осознала, что стоит в собственной прихожей. Входная дверь была распахнута настежь, по квартире гулял сквозняк, странной посетительницы и след простыл. Мария Тимофеевна захлопнула дверь и на негнущихся ногах пошла искать Кузю.

Песик нашелся в дальней комнате под диваном. Он всхлипывал и трясся как осиновый лист. Несмотря на то, что такое поведение было для смелого скотчтерьера совершенно нехарактерно, хозяйка не забеспокоилась – у нее просто не было сил. Она подошла к окну и, высунувшись едва ли не по пояс, оглядела двор. Так и есть: вон там, вдали, мелькнула фигура, закутанная в черное. Рядом с ней трусила большая черная собака.

– Еще и собака огромная! – ахнула соседка. – То-то Кузя так испугался! Не дай бог, они эту квартиру купят…

У обычных людей при взгляде на майора милиции Александру Павловну Ленскую не возникало никаких мыслей. Ну, совершенно ничем она не могла привлечь взгляд случайного прохожего – самая заурядная женщина, не слишком молодая, просто одетая, сутулая, очкастая и унылая. К тому же вечно нездоровая.

Болезни одолевали Ленскую с завидным постоянством. Болезни эти были какого-то специфического свойства. Ленская не маялась сердцем, и давление у нее не подскакивало до заоблачной цифры, и ноги-руки она никогда не ломала – тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! И не сваливалась в одночасье с жестокой ангиной, когда температура зашкаливает и человек мечется в бреду, сгорая от внутреннего жара.

Зато обыкновенная простуда подстерегала майора за каждым углом, ей хватало малейшего сквозняка либо же вымокших ног или кашляющего попутчика в метро. Ленская тут же начинала чихать, у нее закладывало горло, но столбик ртути в градуснике, черт бы его побрал, упорно держался ниже тридцати семи. Так что о больничном не могло быть и речи. Если же не было простуды, обязательно случался небольшой приступ радикулита – когда ходить еще кое-как можно, а наклоняться уже нельзя или шея от малейшего движения взрывается болью, и поворачиваться можно только всем корпусом.

Кроме этого, с Ленской случалось множество других мелких неприятностей – то ячмень в глазу, то типун на языке, то легкое расстройство желудка, то крапивница или другое кожное высыпание. Словом, болезни ее в глазах обычных людей были какие-то несерьезные, не вызывающие уважения. Сытый голодного не разумеет, к болезням эту пословицу тоже можно применить.

Ведь какая-нибудь сенная лихорадка способна испортить жизнь ее обладателю очень качественно, а окружающие только посмеются – подумаешь, цветочки понюхал или котика погладил…

Словом, в глазах тех, кто не знал майора достаточно близко, она выглядела законченной неудачницей и ипохондриком.

И лишь немногие близкие друзья и сотрудники знали, что под маской серой невзрачной зануды скрывается человек с твердым характером и железной волей. И еще – с острым аналитическим умом.

Но главным качеством майора Ленской было ее фантастическое, непробиваемое упорство.

Над делом «Питерского душителя» Ленская работала четвертый месяц, с самой весны – именно тогда, в начале мая, когда на деревьях распускаются клейкие листочки, а возле станций метро висит стойкий запах ландышей, продаваемых бойкими старушками, понятия не имеющими о Красной книге, на детской площадке одного из питерских дворов, в красиво разрисованном домике, был обнаружен труп молодой женщины, задушенной шелковым шнурком.

Потом было еще много трупов, но – никаких следов. Преступника никто не видел, жертвы между собой никак не были связаны, даже косвенно. Даже фамилии их никогда не упоминались в общем списке.

Впрочем, один раз дело у «Питерского душителя» сорвалось. Помогла обычная апельсиновая корка. На женщину набросились в темном переулке возле черного хода ресторана. Уборщица вышла вынести мусор, и тут кто-то навалился на нее сзади, и хриплый голос проговорил: