Он вышел из такси у здания Администрации. Мать уже знала о том, что он одолжить машину – значит, домой она поедет на такси. Костя кивнул охраннику стоянки и направился к раковично-перламутровой «десятке». Мама, мудрый политик, всегда ездила только на отечественных автомобилях. Зато весь тюнинг стоил дороже иного «Ягуара». Правительственные номера защищали Костю от любопытства сотрудников ППС, и не позволяли интересоваться тем, если у водителя права и трезв ли он. А вот папа ездил только с шофером. Косте была непонятна эта «непритязательность» предков, потому что в семейном гараже стоял великолепный серебряный Volvo S80, покидающий свое место только во время семейных поездок на дачу или в Финляндию. В глубине души Костя надеялся, что машина предназначена ему – осталось только дождаться совершеннолетия.
Он выехал с нагретой Исаакиевской площади, слепящей игрой солнца на куполе собора, свернул в прохладу Малой Морской, и отправился за Лехой. Леха жил в спальном районе с отцом – криминальным авторитетом и мачехой-моделью. Мать дождалась отца из зоны, но вдруг развелась, уехала во Владимир и приняла монашеский постриг. Леха с Костей иногда приезжали к ней в гости в монастырь и всегда удивлялись, как она там расцвела.
На седьмом этаже обычного безликого многоэтажного дома спального микрорайона с убогим серым двором и грязной помойкой, Лехин отец, в миру Сергей Васильевич Булдырин, он же Буль, выкупил все четыре квартиры и превратил их в одну, с бильярдом, фонтаном, баром и складом продуктов первой необходимости. Выход из лифта на этом этаже был заделан металлическими листами, и попасть в квартиру можно было только по лестнице, преодолев, как в компьютерной игре, несколько уровней защиты. По рассказам Лехи, отцу принадлежали в городе еще 7-8 квартир, в некоторых из которых он ни разу не был, а в каких-то жил неделями, сосланный отцом пережидать «шухер». Сергей Васильевич «поступил» сына в Государственный Университет на юридический, в надежде, что Алексей сможет стать легальным преуспевающим коммерсантом, а не «месить дерьмо руками» – как он отзывался о собственной деятельности. А для этого необходимо изучить все хитрости юриспруденции. Леха не без оснований полагал, что отец передаст ему сыскное агентство, когда придет время.
Дверь Косте открыла двадцатилетняя жена Лехиного отца. На ней были надеты голубые спортивные шорты и белый верх от купальника.
– Привет, проходи. Хорошо выглядишь. Дверь захлопнул? Что на тебе за штанишки? Симпатичные какие, – она открыла кодовый замок следующей двери.
– Спасибо. Да так, из Лондона привезли.
– Научил бы хоть Леху прилично одеваться, а то он одет как бомж, – третья, последняя дверь, ведущая в квартиру, была открыта.
Пока Костя шел за Лузитой (как она сама говорила, это ее модельный псевдоним) по коридору, через холл, в гостиную, он, не отрываясь смотрел на ее гладкие, загорелые ноги. И зачем она живет с рябым бандюгой, у которого нос сломан и нету двух пальцев на левой руке. Нет, зачем живет – понятное дело, из-за денег, но неужели ей не хочется иногда отдохнуть с молодым парнем вроде Кости или того же Лехи? Когда Костя увидел Лузиту в первый раз, он поинтересовался у Лехи, как тот существует с такой девушкой в одном доме и не пытается с ней переспать.
– Нужно быть последним пидором, чтобы пытаться у бати женщину отбить – это раз, а потом, я ей не нужен – это два. Ты ей тоже не нужен, не надейся. Ее отец из такой заморочки вытащил, что она теперь на него молится. Если бы не он – сидела бы на параше. – После этих слов Лузита приобрела в глазах Кости совсем уж загадочный ореол.
Костя застал Леху за его обычным занятием – щелканьем пульта телевизора. Лузита исчезла где-то в недрах квартиры. Леха встал, пожал Косте руку, приобнял его и похлопал по спине. От этого ритуала Костю каждый раз передергивало, но что делать! Таков этикет в Лехиной среде.
– Мы сегодня с тобой едем в закрытый клуб. «Абсент-клуб», слышал о таком? – Леха снова пухнулся на диван, и взялся за пульт, – от, смотри, ну дают! Слышал? Туда просто так не пускают.
– Слышал, но не был, – Костю обидело, что Леха обскакал его, знатока клубной жизни.
– Лузиту выпросил, она договорилась. Будем трескать абсент и клеить самых красивых телок города. Туда, кстати, в галстуках не пускают. Ты – молодец, догадался. Некоторым кренделям приходится снимать на входе и сдавать секьюрити. Жрать хочешь? Я чего-то проголодался. Эй, Лузита, принеси нам бутерброды и чай! Да поживее!
– Чего? А пенделя тебе не принести? – Лузита, судя по голосу, была недалеко – пыхтела на каком-нибудь тренажере, которых в этом доме было больше, чем стульев.
– Ну, мамочка, пожалуйста, сыночка твой голодненький!
Спустя секунду разъяренная Лузита налетела на Леху, и стала колотить его:
– Я тебе сколько раз говорила не называть меня мамочкой! Какая я тебе мамочка – мне 20 лет! – Лузита вцепилась в Леху и своими крепкими руками, колотила его в плечи, спину, он корчился, изображая боль, и подмигивал Косте. – И в горничные я тебе не нанималась.