— Нет, господин граф, — покачала головой собеседница, — стихотворение не входит ни в упомянутый мною сборник, ни в образовательную программу. К тому же группа, в которой учился наш незабвенный Ютако Кензи, по моему предмету звёзд с неба не хватала. У них спортивные дисциплины куда как лучше шли. Так что об Осенней элегии Акомацу я им не рассказывала.
— Кензи мог по собственному желанию переписать стихотворение из сборника в библиотеке?
— Кензи? Переписать? — нарисованная бровь взлетела в ироничном удивлении, а под прищуренными глазами разбежались веера морщинок, — если вы полагаете, будто бы Юта был способен каллиграфически переписать что бы то ни было, то глубоко заблуждаетесь! Более того, само предположение о желании Кензи переписать классическое трёхстишье представляется мне более чем абсурдным.
— Так это не его рука? — уточнила чародейка, кивнув на листок.
— Не его, с гарантией, — последовал ответ, — а чтобы не быть голословной, я покажу вам его шедевральное эссе как раз на сходную тему, — она неожиданно легко встала со стула, подошла к стенному шкафу и принялась рыться в грудах бумаг, приговаривая, — оно же мне только на днях попадалось!
Женщина наполовину погрузилась в шкаф, но, наконец, её усилия увенчались успехом. Она триумфально помахала исписанным листом бумаги.
— Вот, извольте полюбоваться, ЧТО написал мне в минувшем учебном году студент третьего курса Ютако Кензи по поводу классической артанской поэзии, — она протянула коррехидору работу.
Рика заглянула через плечо четвёртого сына Дубового клана и поразилась неразборчивости и неряшливости почерка убитого. Он отличался от красиво выведенных строчек об алых листьях на камнях дорожки, как небо и земля. Да и обилие грамматических ошибок тоже впечатляло. Казалось, автор сочинения вообще не утруждал себя размышлениями о том, как пишутся те или иные слова, а просто записывал их, как вздумалось.